Книга Любой ценой - Валерий Горшков

При виде столь необычного для холостяцкого профессорского дома предмета Охотник не смог сдержать улыбки: «Любопытно. Выходит, Иваныч времени даром не терял! Вот жук!»

Поднявшись на крыльцо, пьяный от накатившего сразу вслед за волнением ощущения всепоглощающего счастья, Ярослав набрал полную грудь воздуха и громко постучал в дверь. Подождал немного и, не услышав ответа, постучал еще раз. Громче, напористей. Тишина. Дернул за ручку. Дверь оказалась заперта. По-хозяйски пошарил рукой в углублении над косяком, сразу нашел знакомый даже на ощупь длинный фигурный ключ – а где же ему еще быть? – и, недолго думая, собрался уже вставить его в замочную скважину, как сзади его неожиданно окликнули.

– Эй, солдатик! Ты, случайно, дверью не ошибся? Здесь я живу.

Ярослав обернулся, и брови его удивленно поползли на лоб. Возле сарая, с ведром в одной и удочкой в другой руке, стояла и без малейшего страха разглядывала его темноволосая, миниатюрная, как Дюймовочка, стройная и – что там! – просто чертовски красивая девушка лет восемнадцати-двадцати. Даже сугубо сельская мода – а девчушка была одета в платье, теплую вязаную кофту, длинный, почти до колен, ватник и тяжелые резиновые сапоги – не смогла скрыть юного очарования ее лица и привлекательности фигурки с прорисованными под кофточкой маленькими упругими грудками. Девушка была столь милой, что Охотник невольно залюбовался, упустив секунды для ответа. Так что не дождавшейся объяснений, решительно шагнувшей к дому девушке пришлось обращаться к незваному гостю во второй раз:

– Эй, как вас там… капитан, вы в порядке? Неважно выглядите, если честно. Бледный, усталый. Вы к кому, я вас спрашиваю?

– Я в порядке, – ответил Ярослав, пристально вглядываясь в лицо подошедшей девушки и с удивлением и странным ощущением, что они уже давно знакомы, подмечая в ее лице так хорошо знакомые черты. Голубые глаза. Изгиб губ. И даже уши – все это он уже видел!

– Вообще-то я приехал к профессору Леониду Ивановичу Сомову. Он скоро будет?

– А… – слова Охотника – это было очевидно – застали девушку врасплох. – А вы ему… кто? – наконец взяв себя в руки, осторожно спросила она, подойдя к самым ступенькам, положив удочку на скамейку у крыльца и поставив на землю наполовину заполненное водой ведро с плавающими в нем тремя упитанными рыбками. Кажется – окуньками.

– Я друг Леонида Ивановича, – сообщил Ярослав, силясь сделать из увиденного хоть какой-то логический вывод, но пока, увы, неудачно. – Меня зовут Ярослав. Если вы здесь живете, то, возможно, профессор вам рассказывал об мне.

– Ярослав?! – судя по реакции, его имя было девушке действительно знакомо. Услышав его, она как-то резко подобралась, сначала вильнула взглядом в сторону, а потом с неприкрытым любопытством стала разглядывать Охотника с головы до ног. – А… ваша фамилия, случайно, не Корсак? Вы – бывший папин студент, тот самый, которого выгнали из университета?! А потом… ну…

«Папин? Она сказала «папин»?! – Ярослав вздохнул, тыльной стороной ладони вытер со лба пот, с видом человека, только что решившего для себя трудную задачу. – Так вот, оказывается, в чем дело! А ларчик просто открывался. Это же Светлана! Дочь Иваныча, из Москвы!»

– Угадали. Это я и есть, – кивнул, улыбаясь, Охотник. С дочерью сенсея, которой обычно скрытный Сомов почему-то решил доверить их общую тайну, можно было держаться свободно. Однако Ярослав все же попросил: – Только, пожалуйста, Света, не называй меня больше Корсаком. Никогда. Это… слишком опасно. Теперь у меня другая фамилия. И совсем другая жизнь. Я – Корнеев.

– Да, простите! Конечно… Я… просто немного растерялась, когда вы себя назвали. Это так неожиданно!.. Значит, папа вам тоже обо мне рассказывал?!

– И не раз. Со всеми подробностями. Трагичная история.

– Это вы насчет первого маминого мужа, который погиб во время ограбления Торгсина? Да, наверное, – без особой печали согласилась Света. – Но я не виню папу. Совсем не виню. – И, желая, видимо, сменить трудную тему, спросила, сверкнув глубокими, как океан, голубыми глазищами, в которых при желании можно было запросто утонуть. – Значит, мы с отцом действительно очень похожи? Мама однажды сказала – одно лицо, – кокетливо улыбнулась девушка, вновь беря ведро и поднимаясь по ступенькам к двери в дом.

– Ну, не так чтобы одно, – пожал плечами Охотник. – Вы ведь все-таки девушка, молодая, красивая, а он – мужчина, в возрасте. Но определенное сходство в чертах лица я уловил сразу же. У вас с Иванычем глаза и… простите… уши одинаковые.

– Это я знаю, – кивнула, соглашаясь, Света. – И, между прочим, не извиняйтесь. Мои замечательные ушки мне очень даже нравятся!

– Мне тоже, – согласился Охотник. – Вы вообще девушка симпатичная. Если не сказать больше.

– И это для меня тоже не секрет, уже класса с пятого, – поджав губки, вздохнула Света. – А когда чуть постарше стала – так вообще, хоть на улицу не выходи. Все парни сразу знакомиться лезут. В кино, на танцы и на каток зовут… Ну, что же вы стоите столбом? Открывайте. Вам же не впервой. Вон, даже где ключ лежит – и то не забыли.

– Точно, – Ярослав повернул торчащий в замочной скважине ключ, распахнул скрипнувшую дверь и пропустил Свету за порог.

– Электричества пока, к сожалению, нет, – сказала дочь сенсея, зажигая стоящую на полочке в сенях керосиновую лампу. – Провода оборваны. В колхозе говорят, пока в Метелице домов пять не отстроится, тянуть линию из Морозово нет смысла. Вот и приходится – по старинке. С коптилкой. Сейчас еще ничего, а зимой, когда в три часа темнеть будет, здесь совсем тоскливо станет. Не то что в Москве. Впрочем, я к деревне уже привыкла. За три месяца…

– Света?

– Что?

– А отец, он сейчас где? В Ленинграде? В университете? Ну, в смысле, я спрашиваю, когда обещал вернуться? Это я к тому, что автобуса на Морозово сегодня уже не будет. – Ярослав вслед за девушкой прошел в кухню, снял вещмешок, положил в угол и сел на табурет. Огляделся, провел пальцами по темной бревенчатой стене дома. Прошептал чуть слышно:

– Так долго мечтал, как вернусь, а приехал… и кажется, что будто не было этих семи лет. И войны – тоже не было. Словно я и не уезжал никуда. Как сон кошмарный… Так, я не расслышал, когда Иваныч вернется?

Света поставила ведро с рыбой на скамеечку у печи, сноровисто бросила в топку несколько лежащих тут же полешек, зажгла огонь, наполнила чайник, поставила греться, села за стол и, подперев подбородок руками, посмотрела Охотнику прямо в глаза.

– Папа еще не вернулся. Совсем не вернулся. С фронта, – прошептала девушка. Голос ее дрогнул. – Я с июля его тут жду. Все думаю – вот, завтра он обязательно приедет. А папы все нет и нет. Сейчас вас заметила, со спины, в военной форме, аж сердце от счастья подпрыгнуло. А потом пригляделась, поняла, что это не папа, и так грустно стало, что сразу плакать захотелось. Если бы на вашем месте оказался любой другой человек – точно бы разревелась…

– То есть… – сглотнул ком в горле вмиг похолодевший, застывший Ярослав. Ему показалось, что дощатый пол у него под ногами дрогнул, закачался из стороны в сторону, словно при землетрясении. Свет стоящей на столе керосиновой лампы моргнул, расплылся, рассыпался на тысячи бликов. – Ты хочешь сказать, что живешь тут совсем одна?! Уже три месяца?!