Книга Ночь Томаса - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дайте мне правильное описание хотя бы одного из многих поваров блюд быстрого приготовления, которые готовили вам завтрак в ресторане или кафетерии, одного продавца автомобильных покрышек или обуви. Я знаю, что вы на это ответите: не получится.
Только не нужно из-за этого переживать. Большинство поваров блюд быстрого приготовления, продавцов автомобильных покрышек и обуви и не жаждут становиться знаменитыми, не стремятся к тому, чтобы их узнавали. Мы хотим, чтобы нас не трогали, хотим жить спокойно, никому не причиняя вреда, не попадая под чью-то горячую руку, зарабатывать на жизнь себе и тем, кого мы любим, получать удовольствие как от работы, так и от жизни. Мы удерживаем экономику на плаву, мы идем на войну, если таков наш долг, мы воспитываем детей, если есть такая возможность, но у нас нет ни малейшего желания видеть наши физиономии в газетах или получать медали, и мы надеемся, что наши фамилии не будут ответами на вопросы в телевикторине «Своя игра».
Мы — вода той реки, которая называется цивилизацией. И те граждане, жаждущие внимания, которые плывут по этой реке на лодках и машут рукой восхищенным толпам на берегу, интересуют нас даже меньше, чем забавляют. Мы не завидуем их известности. Мы обожаем нашу безымянность и спокойствие, которое ей сопутствует.
Художник Энди Уорхол сказал, что в будущем каждый станет знаменитостью на пятнадцать минут, подразумевая, что все будут мечтать о такой славе. Он говорил чистую правду, но только о тех людях, среди которых вращался.
Что же касается парней, которые подсовывают рекламные листки под «дворники» на лобовом стекле автомобилей на стоянке торгового центра, их полностью устраивает безымянность. Они невидимы, как ветер, безлики, как время.
Шагая сквозь тени и туман, по боковым переулкам, а не по главным улицам, я тревожился из-за того, что команда желтоглазого включала не только рыжеголовую парочку и Человека-фонаря. И если народу у него хватало, он мог искать не только меня, но и Аннамарию.
Она знала мое имя. Должно быть, знала обо мне и что-то еще. Я не думаю, что она добровольно рассказала бы все великану, но он мог сломать ее, как керамическую копилку, чтобы добраться до лежащих в ней монет знания.
Я не хотел, чтобы ей причинили боль, тем более из-за меня. И получалось, что я должен найти ее раньше, чем он.
По переулку я добрался до забора, огораживающего участок Хатчинсона со стороны заднего двора. Калитка у гаража открывалась на дорожку, ведущую к вымощенному кирпичом внутреннему дворику.
По обе ее стороны стояли терракотовые вазоны с красными и пурпурными цикламенами, но туман и ночь обесцветили лепестки, и они казались такими же серыми, как известковые домики балянусов.
На кованый столик со стеклянным верхом я положил свой бумажник и тот, что взял у возбужденного мужчины, который набросился на меня с фонарем.
Снял кроссовки, потом стянул носки, наконец синие джинсы. Налипшего на них песка хватило бы, чтобы заполнить большие песочные часы. Из садового шланга помыл ноги.
Миссис Найсли приходила трижды в неделю, чтобы прибраться в доме, постирать и погладить. Фамилия подходила ей даже больше,[12]чем мне — имя, но я не хотел нагружать ее лишней работой.
Дверь черного хода была заперта, но среди цикламенов в ближайшем вазоне Хатч держал пластиковый пакетик с запасным ключом. Взяв оба бумажника, я вошел в дом.
Меня встретил аромат булочек с шоколадом и корицей, которые я испек перед уходом. Горели только лампочки-ночники в нишах под столиками. Кухня встречала меня теплом и словно говорила: «Добро пожаловать».
Я — не теолог. Но меня бы не удивило, окажись Небеса уютной кухней, где разные вкусности появляются в духовке или холодильнике, когда у тебя возникает желание их съесть, а в буфетах много хороших книг.
Вытерев ноги тряпкой, я схватил булочку с тарелки на центральной стойке и направился к двери в коридор.
Намеревался подняться на второй этаж, невидимый, как ниндзя, принять душ, осмотреть рану на голове, чтобы понять, не нужны ли швы, переодеться.
Миновал половину кухни, когда вращающаяся дверь открылась.
Хатч включил верхний свет, вышагивая, словно аист, направился к центральной стойке.
— Только что видел цунами высотой в несколько сотен футов.
— Правда? — удивился я. — Только что?
— В фильме.
— У меня прямо отлегло от сердца, сэр.
— Красотища.
— Правда?
— Я не про волну — о женщине.
— Женщине, сэр?
— Tea Леоне. Она снималась в фильме.[13]
Он добрался до стойки и взял с тарелки булочку.
— Сынок, разве ты не знал, что Земля должна столкнуться с астероидом?
— Об этом частенько говорят.
— Если большой астероид упадет на сушу… — он откусил от булочки, — …погибнут миллионы.
— Хотелось бы, чтобы всю Землю покрывал океан.
— Но если он упадет в океан, результатом станет цунами высотой в тысячу футов. И все равно погибнут миллионы.
— Останутся голые скалы.
Улыбаясь, он кивнул:
— Замечательно.
— Миллионы трупов, сэр?
— Что? Нет, разумеется, нет. Я о булочке. Восхитительно.
— Благодарю вас, сэр. — Я поднес ко рту не ту руку и едва не впился зубами в бумажники.
— Наводит на размышления.
— Это всего лишь булочка, сэр. — Я откусил кусочек своей.
— Вероятность того, что все человечество может погибнуть в результате такой вот катастрофы.
— Да, поисковые собаки останутся без работы.
Он вскинул подбородок, изогнул бровь, придал благородному лицу выражение, присущее человеку, который всегда думает о будущем.
— Когда-то я был ученым.
— В какой области, сэр?
— Инфекционные заболевания.
Хатч положил недоеденную булочку, достал из кармана бутылочку «Пурелла», выдавил большую лужицу геля на левую ладонь.
— Ужасный новый вирус, вызывающий пневмонию, уничтожил бы цивилизацию, если бы не я, Уолтер Пиджен[14]и Мэрилин Монро.
— Я не видел этого фильма, сэр.
— Она великолепно исполнила роль ничего не подозревающей носительницы вируса.