Книга Мохнатый бог - Михаил Кречмар

В середине сентября сумерки сходят на землю из середины небесного свода. Как будто бы кто-то невероятно большой разбивает в зените склянку густых фиолетовых чернил, и они начинают стекать к краям горизонта, освещённым из-под земли пронзительными оранжевыми солнечными лучами.

Этот последний отсвет зари словно гасит все движения на планете: замолкают чайки на речных перекатах, вороны, тяжело переваливаясь в воздухе, спешат в ночные кроны тополей, и даже осенний ветерок гаснет в вершинах корейской ивы.

Дохлая горбуша.

Я сажусь на шершавую серую каменистую косу прямо напротив высокого лесного берега. Передо мной в двадцати метрах чернеет полоса рыхлой земли: именно здесь каждый вечер медведь спускается к воде, чтобы ловить рыбу.

Постепенно под ватную куртку забираются тонкие цепкие пальцы морозного воздуха. Затекают руки, но шевелиться нельзя: медведь в темноте видит плохо и способен пройти в метре от неподвижного человека. Но только от неподвижного! Малейшее движение руки способно свести на нет многие часы ожидания.

В стеклянной тиши наконец раздаётся чуть слышимый шелест сухой травы. Это сказка о том, что животные ходят бесшумно! Каждый зверь издаёт звуки при своём движении: северный олень щёлкает копытами, лось стучит по ветвям рогами и шуршит о кусты, бурый медведь пыхтит и грохочет когтями о камни.

Это в случае, если он ничего не боится.

Да, сквозь шорох раздвигаемой травы я слышу еле различимое пофыркиванье. Медведь «нюхтит» — так говорят об этом звуке сибирские охотники. Но вот он подошёл к опушке и замер. Наступает самый решительный момент моего ожидания.

На берегах реки можно найти не только рыбу…

Когда я говорю о том, что медведь шумит в пути, я обязательно делаю оговорку: если он ничего не боится. Если медведь чем-то обеспокоен, то может просочиться, как кошка, через частокол ивовых прутьев в трёх метрах за спиной затаившегося стрелка. Мой отец помнит такой случай, когда он обнаружил зверя позади на расстоянии вскинутого ствола среди куста стланика.

Медведь чувствует беспокойство уже сейчас. Ему очень хочется знать, не находятся ли на нерестилище другие медведи. Или люди. Это ему тоже было бы интересно. Он фыркает в последний раз, громко щёлкает веткой и исчезает.

Конечно, медведь никуда не исчез и стоит сейчас в двадцати шагах от меня в кромешной тьме, которая тем временем спустилась на берега. Но для меня его не существует, потому что я потерял последнюю нить, связывавшую меня со зверем. Я его не слышу. Мне хочется кашлять, шевелить руками и вообще встать и пойти в лагерь.

Место поедания медведем лососей на берегу реки. Тень, кусты.

Сейчас он занимается тем же самым, что и я в последние полтора часа. Слушает. И эти последние пять минут ожидания мне даются куда труднее, чем предыдущие девяносто. Слух, который сейчас весь направлен на меня, отточен и многими годами таёжной жизни. Годами, целиком проведёнными в ожидании встречи с клыками соперника или выстрела из засады.

И вот эта тишина взрывается радостным сопеньем и хлюпаньем. Истомившийся зверь решает, что любое секретничанье сейчас ни к чему, и быстро, почти бегом выскакивает из леса. Плюх! это он бросается в вожделенную протоку. Сейчас он находится в пятнадцати метрах. Но это меня не особенно настораживает. Он пришёл ловить рыбу.

Медведь громко шлёпает лапами по мелководью, фыркает, плещется и иногда глухо, утробно рычит. О том, что он делает, мне приходится только догадываться. К счастью, мне не раз приходилось видеть эту картину в более светлое время. Медведь растопыренными когтями прижимает рыбу ко дну, цепляет её и выкидывает на берег.

Вся рыбалка в целом занимает не более пятнадцати минут. Наконец зверь выходит на берег и шумно отряхивается, словно охотничий пёс, вернувшийся с уткой к хозяину. Затем он бродит по берегу ещё минут пять, собирая улов пастью, и с треском скрывается в кустах. Встреча с большим зверем — как встреча с прошлым человечества.

Медведь комфортнее чувствует себя всё-таки в сумерках. Это позволяет ему использовать качества, которые развиты у него лучше всего. Качеств этих два: обоняние и слух. На своё зрение медведь особенно не полагается. Причём чем крупнее медведь, тем больше он ценит ночную мглу и тем меньше старается он шевелиться средь бела дня. Медведи маленькие и медведицы с медвежатами более беспечны.

Принято считать, что сумеречный и ночной образ жизни выработался у бурых медведей не сам по себе, а под гнётом всяких неприятных обстоятельств. А самым неприятным из всех возможных обстоятельств является для медведя близкое соседство с человеком. Ибо так уж повелось, что человек при виде бурого медведя предпочитал пускать в него пулю. А понятно, что посветлу это делать не в пример удобнее, нежели в сумерках. Как показали наблюдения, сделанные в тех местах, где медведей не стреляли уже долгое время, например на Кроноцком полуострове Камчатки и на полуострове Тайгонос Охотского побережья, медведи там одинаково активны в любое время суток.

В принципе медведи Восточной России являются по своему образу жизни и повадкам достаточно типичными представителями медвежьего племени — угрюмыми, одинокими опасными лесными отшельниками.

Однако на территории Северо-Востока есть уникальная группа медведей, которая обитает в тундрах Восточной Чукотки.

Чем же она может быть примечательна?

Ну, во-первых, общественное мнение единодушно в том, что медведь является типичным таёжным зверем и в тундру заходит временами и ненадолго. Медведи же Чукотки в тундре рождаются, живут и умирают. Может быть, это потомки тех медведей, которые тридцать тысяч лет назад через Берингийский мост (сушу, которая располагалась на месте современного Берингова пролива. — М. К.) перешли на Североамериканский континент, а значит, являются реликтовыми родственниками американских гризли. Кто знает? Очевидно одно — медведи Чукотки невелики размером, цветом посветлее своих колымских и камчатских соседей, миролюбивы и одновременно с этим — более плотоядны. В их рационе гораздо больше животной пищи, чем в питании каких-либо других медведей мира (кроме, разумеется, белого).

Мне приходилось изучать экологию тундрового медведя Чукотки на Анадырском нагорье, в окрестностях озера Эльгыгытгын, в бассейне реки Амгуэма и в приморских тундрах Восточной Чукотки.

Основной весенней пищей бурых медведей Анадырского нагорья является северный олень. Это происходит за счёт того, что в окрестностях озера Эльгыгытгын находится родильный дом диких северных оленей Чукотки. О том, как это происходит, я расскажу поподробнее в другом месте, но всё же сейчас замечу, что речь идёт совсем не о добыче взрослых здоровых животных. Основной добычей медведей служат маленькие беспомощные оленьи детёныши.