Книга Взять свой камень - Василий Веденеев

6 часов 50 минут. На участке 25‑го погранотряда через мост у села Фельчиул перешло до взвода противника.

7 часов 00 минут. На участке 92‑го погранотряда пехота противника ведет бой с нашими пограничниками; 90‑й погранотряд вошел в подчинение командования Красной Армии. Полки 87‑й с.д. заняли рубежи.

8 часов 10 минут. Немцы продолжают артобстрел Владимир-Волынского на участке 92‑го погранотряда. 7‑я застава окружена противником. Перемышль горит. В штабе 2‑й комендатуры пять человек, ведущие бой. Из них двое ранены.

8 часов 30 минут. На участке 98‑го погранотряда германские части форсировали реку Буг. На участке 24‑го погранотряда атакована 4‑я застава. Атака отбита. Захвачен в плен немецкий офицер.

10 часов 00 минут. На участке 98‑го погранотряда к границе подошли и вступили в бой части Красной Армии…

12 часов 00 минут. На участке 23‑го погранотряда группа противника перешла мост в районе Липканы. Окопалась на нашей территории, но была нами отброшена за мост…

В половине шестого утра 22 июня генерал Павлов отдал боевое распоряжение командующим армиями: ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий необходимо поднять войска и действовать по-боевому…

Из заявления советского правительства по поводу вероломного нападения фашистской Германии:

22 июня 1941 года

…Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие… Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия договора…

Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей…

Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу…

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего советского правительства…

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!

* * *

Алексей Кулик выехал на пригорок и остановился. Нет, он не устал крутить педали велосипеда, хотя уже отмахал порядочный кусок дороги к дому, и не собирался останавливаться, чтобы любоваться открывающимся видом — речкой, нежно-зелеными вербами, отражавшимися в ее спокойной глади, дорогой, причудливо петлявшей в перелесках…

Ничего не увидишь в предутренней мгле — ни ленты реки, ни перелесков, ни дороги. Зато далеко разносятся звуки! Потому Кулик и остановился, что за перелесками, где стояла его родная деревня Белая Гута, послышались выстрелы. Кто может стрелять?!

Милиционер слез с велосипеда, настороженно поворачиваясь в сторону далекой еще деревни то одним, то другим боком, чутко прислушался. Неужели слух обманывает его, неужели ему, утомленному бессонной ночью и дорогой, почудилось? И с чего бы мужикам в деревне ни свет ни заря открывать пальбу из ружей?

Из-за леса донесся грохот взрыва, еще, еще… Потом гулко заухало, раздались звонкие хлопки — Алексей еще не знал, что это звук выстрелов танковых пушек. Дробно, тяжело застучали очереди дегтярева — красноармейского пулемета, ему ответил приглушенный расстоянием треск автоматов.

«Что же это? — вытирая рукавом гимнастерки покрывшийся холодным потом лоб, не на шутку испугался участковый. — О маневрах не сообщали. Тогда — война?!»

Словно спохватившись, он передвинул на поясе кобуру с наганом, чтобы оружие было под рукой, и заторопился к деревне, налегая на педали старенького велосипеда. Он не думал, что его наган — ничто против танков и пушек, что ему не остановить лавину железа и огня, ринувшуюся через границу, не закрыть грудью родных. Он хотел видеть все собственными глазами, быть там, в гуще событий, скорее очутиться рядом с домом, семьей, односельчанами.

«Может, все-таки провокация? — съезжая под горку, успокаивал он сам себя. — Ведь печатали в газетах про договор с немцами! И ТАСС обещало… А этих провокаций сколько уже было… Постреляют да успокоятся, отвалят опять к себе, ведь уже бывало так? Бывало! Может, и сейчас? Вон, вроде затихло…»

Но сердце билось в груди тревожно и глухо, словно в предчувствии огромной непоправимой беды, подрагивали пальцы рук, сжимавшие руль, и спина стала мокрой — хоть снимай и выжимай гимнастерку.

Через сотню-другую метров Алексей почуял запах свежей гари — недалеко бушевал сильный пожар. Ошибиться участковый не мог: каждый деревенский житель хорошо знал этот горький запах беды, запах сгоревшего жилья.

Замедлив ход велосипеда, он съехал к обочине, снова прислушался — милицейская служба приучила к осторожности, а первый безрассудный порыв уже проходил, уступая место холодной яростной собранности. Чуткое ухо привыкшего к охоте Алексея уловило гул, похожий на звук работающих моторов тракторов — их Кулик уже видел в восточной Белоруссии, когда ездил в Минск, премированный за отличную службу краткосрочным отпуском.

Но откуда здесь, в бедных районах Полесья, недавно воссоединившихся с родной землей, взяться тракторам? Тут сельсоветы-то появились не так давно, только-только начали колхозы создавать, а еще надо осушать болота, распахивать бывшие панские земли. Трактора, правда, обещали дать, но ведь пока их нет!

Алексей закинул на плечо раму велосипеда и на всякий случай свернул в лес — он и укроет, и оборонит, поможет и поддержит. В такой ситуации, пожалуй, лучше держаться от большой дороги в стороне.

Отыскав высокую толстую сосну, он прислонил своего двухколесного коня к раките, присел и начал разуваться. Сейчас он взберется наверх и оттуда посмотрит, что происходит впереди, — так надежнее. Ухватившись руками за нижний сук, милиционер подтянулся, упираясь в шершавую кору пальцами босых, распаренных в сапогах ног и, обнимая ствол, полез наверх.

Наверху он выбрал сук понадежнее; покряхтывая от напряжения, выпрямился на нем, прижавшись боком к стволу. Поймал равновесие и поглядел на запад.

Там, по большаку, упирающемуся в шоссе, по которому он только что ехал, ползли танки. Впереди них, поднимая клубы желтоватой в предутреннем свете пыли, чертиками неслись мотоциклы разведки. За танками нескончаемой колонной тянулись грузовики с пехотой.

Алексей попытался разглядеть, что нарисовано на танковых башнях — звезды или кресты? Танки какие-то незнакомые, угловатые, таких он отродясь не видел: неужели немцы, неужели и вправду война?