Книга Не промахнись, снайпер! - Владимир Першанин

— В штабе и так людей больше, чем надо, толчется. Распределитесь по парам, как раз одна пара на батальон. Там станете на довольствие. Старший ведет снайперские карточки и регулярно докладывает о ваших снайперских трудах помощнику начштаба по разведке.

Он кивнул на капитана, стоявшего рядом с ним, и важно удалился в свой блиндаж. Действительно, в штабе, за пять километров от передовой, нам делать было нечего. Молодой подполковник высоко ценил свою безопасность. Глубокий блиндаж на склоне лесистой балки располагался, на мой взгляд, далековато от реки. Комполка не стремился лично наблюдать за положением дел на передовой. Впрочем, это было не мое дело.

Помощник начальника штаба по разведке капитан Ясковец долго втолковывал, что от нас ждут. Оказывается, ждали многого. Наблюдение за передним краем, прикрытие разведчиков, которые переправляются через Дон за языками, уничтожение вражеских наблюдателей, офицеров.

— Главное, не давать итальянцам наглеть. Повадились торчать на верхушках холмов со своей оптикой. Километров на десять в тылу все видят. Обещаю за первых двух снятых наблюдателей представить любого из вас к медали.

— Остальных гадов тоже можно отстреливать? — спросил Ангара. — Или только наблюдателей и офицеров?

Капитан немного подумал, помолчал, затем не спеша закурил «беломорину» и передал пачку по кругу:

— Курите. «Беломор» ростовский… а врагов бейте всех подряд.

Противореча себе, сказал, что до особого распоряжения стрельбу не открывать, а внимательно изучить вражеские позиции.

— Сколько же их изучать? — засмеялся Ангара. — Неделю, месяц…

— Я дополнительно дам указание.

Помощник начальника штаба полка, он же начальник разведки, произвел на меня двойственное впечатление. Подкупало, что человек повоевал, имеет нашивку за ранение, держится с нами просто. С другой стороны, в нем не чувствовалось той рассудительности и глубины суждений, которые должны быть свойственны командиру его ранга. Он прибыл на позицию за неделю раньше, вместе с разведкой, саперами и одним из батальонов. Но ничего интересного о вражеских частях, оседлавших донские кручи, не сообщил. Значит, в обстановке еще толком не разобрался. Впрочем, если по примеру командира полка он оборудовал аппарат управления разведкой за пять километров от передовой, то вникать в положение дел ему придется долго.

Мы тогда еще не знали, что капитан, не просчитывая последствий, буквально сразу направил одну за другой две группы разведчиков и саперов на правый берег. Хотел с ходу захватить языка и по прибытии остальных батальонов доложить командиру полка точные сведения о противостоящих нам частях.

Разведгруппы подготовил неплохо, даже привез за полста километров три легкие лодки. Но не учел многого, а главное, поторопился. Обе попытки закончились хуже некуда. Первая группа, попав в мощное течение под обрывом правого берега, отчаянно выгребала к нужному месту. Итальянцы услышали шлепки весел, осветили все ракетами и перебили разведчиков из пулемета. Вторая вылазка закончилась, едва начавшись. Лодку высветили ракетами рядом с нашим берегом, а затем ударили из легких орудий и минометов. Из пяти человек выплыли лишь двое.

Но об этом мы узнаем позже, а пока я слушал капитана и даже обратился к нему с просьбой направить меня с напарником в третий батальон, ближе к своей родной восьмой роте. Ясковец кивнул, потом запоздало спросил Ангару, не возражает ли тот.

— Никак нет, товарищ капитан. Егоров раньше служил в восьмой роте. Среди своих воевать веселее. Да и всякие проблемы легче решать.

Потом состоялась беседа с комбатом, который выделил нам с Малышко место в землянке связистов. Он заявил, что подчиняться мы будем лично ему, но постоянно лезть в наши дела не собирается. Комбат Ефимцев тоже носил капитанскую «шпалу», однако орденов еще не заслужил, а имел лишь медали «20 лет РККА» и «За боевые заслуги». В сорок втором году даже такой скромный набор наград считался достаточно высоким.

Связисты, особенно кто постарше, хоть и приняли нас нормально, но, не скрывая, с досадой переговаривались о том, что в батальоне появилась новая зубная боль.

— Вы там стреляйте поменьше, — сказал командир отделения. — Лучше наблюдайте.

Если штаб батальона располагался метрах в шестистах от берега, то моя родная восьмая рота рыла траншеи и землянки в излохмаченной снарядами и минами дубовой роще, рядом с Доном. Я сходил к ним один, без напарника. Обнялись со Степой Кращенко и Максимом Усовым, будто год не виделись. Представился ротному Чистякову, сообщил, что территория моей будущей «охоты» — третий батальон.

— Ты днем поменьше шастай, — предупредил ротный. — Это хорошо, что у нас теперь снайперское прикрытие, но место, сам видишь какое. Берег просматривается с круч, и обстрелы постоянные.

Словно подтверждая его слова, зашелестели мины, ударил один, второй взрыв. Мы нырнули в траншею, а мины продолжали сыпаться, взрываясь на земле, среди веток деревьев, врезались в дубовые стволы. Сверху сыпались земляные комья, обломки ветвей, осколки. Ну вот я снова на войне.

На третий день нашего пребывания в батальоне приходил Ангара, расспросил обстановку. Разговор шел на равных, без подколок и командирских указаний. Первые дни проходили сумбурно, привыкали к новому месту, хватались то за одно, то за другое. Батальоны растянулись по фронту километра на полтора-два каждый. Если учесть извилистую береговую полосу, заливы, ерики, камышовые болотца, то цифру можно увеличить в два раза.

Главной задачей полка было не допустить переправы немцев или итальянцев на левый берег и захвата плацдарма. В условиях тяжелых боев в Сталинграде это означало бы, выражаясь военным языком, «резкое осложнение оперативной обстановки». Итальянцы уже делали попытку форсировать Дон. Об этом напоминали два расклеванных до костей трупа, лежавших на песчаной косе. Там же торчал обгоревший остов вездехода-амфибии. Дивизия, занимавшая оборону до нас, отбила несколько попыток, но понесла большие потери.

На дощатых пирамидках, установленных на братских могилах, не указывалось количество погибших бойцов и командиров, но, судя по всему, в землю легли сотни людей. Да и наш полк за первую неделю сразу потери понес немалые.

Все мы знали, что южнее, между станицей Еланской и городом Серафимович, в конце августа наши части внезапным ударом захватили плацдарм на правом берегу. Чтобы предотвратить подобное, итальянцами обстреливались наиболее густые участки леса, балки, ерики. Кроме мин, в нашу сторону летели снаряды многочисленных пушек среднего калибра и 105-миллиметровых гаубиц. Гаубицы нередко вели огонь бризантными снарядами, взрывающимися в полусотне метров над землей. Осколки срезали кроны деревьев, доставали бойцов даже на дне траншей.

Тяжелой артиллерии у итальянцев насчитывалось немного, но раза три в неделю они обязательно пускали в ход установленные где-то за холмами шестидюймовые гаубицы. Огонь их был неточен, но «чемоданы» весили полцентнера. Если находили цель, то не спасали ни узкие глубокие щели, ни блиндажи с тройным накатом бревен и метровым слоем земли. Впрочем, блиндажей было мало — в основном легкие землянки, спрятанные ближе к толстым дубовым стволам.