Книга Киллер навсегда - Андрей Кивинов

– Хватит, Стенли, – одна из девчонок оттащила главаря. – Смотри, ты все кроссовки испачкал.

– Сука! – Стенли подпрыгнул и обеими ногами ударил Актеру между лопаток.

Бить наконец перестали. Умело сорвали с запястья часы, обшарили карманы. Сквозь полуприкрытые веки Актер видел, как подружка главаря с любопытством его рассматривает. С любопытством. Симпатичная…

«Смотри, мочалка, смотри. Еще встретимся и поговорим по-другому. И тебя, и твоего Стенли я очень хорошо запомнил. Поговорим, и потом уже не он тебя, а ты его будешь трахать. Палкой в задницу».

– Обоссать его, что ли? – деловито спросил тот, что подбегал сзади, крепыш с отвислым животом.

«Странно, а ведь когда меня метелили, вел себя тише всех, можно сказать – отметился, а не работал».

– И ты, Брут? – хихикнула вторая девица. Тоже симпатичная, хотя и молоденькая совсем, не старше пятнадцати. Тонюсенькие ноги в черных колготках, символическая юбчонка, кожаная «косуха» на три размера больше нужного. Трофейная, наверное. На лице – ни следа злобы. А ведь именно она и попала каблучком. Наверное, просто согреться хотела. Начитанная, про Брута слыхала.

Брут чертыхнулся и пошел отливать в кусты.

– Правильно, – Стенли закурил «Давидофф». – А то менты тебя по запаху просчитают… Да и этого носорога не надо больше трогать. Чо мы, звери, что ли? Взяли свое, и амба. Не бей лежачего, вдруг он поднимется.

«Тоже начитанный. Или просто жизнь научила?»

– Слышь, дятел! В ментовку сунешься – найдем и замочим. Ты меня слышишь? У нее там братуха работает, так что сразу узнаем, если ты заяву кинешь. Понял меня? Не слышу. Понял?

Стенли слегка толкнул Актера ногой. Актер стоном дал понять, что внял предупреждению. Представил, какие у них будут глаза, если он сейчас поднимется и пойдет их месить. Несколько секунд у ребят будет на то, чтобы удивиться. Но вставать нельзя, даже если Брут все же решит его обоссать. После такой молотьбы не поднялся бы даже Ван Дамм в своей лучшей роли; тут уж точно про страшного «терпилу» наутро будет знать весь район. А оставлять шесть трупов – это перебор даже по нынешним временам, не дадут спокойно доделать Работу. Что ж, сам виноват, раз подставился.

Ушли. Подружка Стенли, уже издалека, посмотрела с легким сочувствием. Как смотрела, наверное, всегда, когда за ее спиной оставался лежать растоптанный человек.

Актер лежал, поражаясь жестокости и бездарности нападавших. Так рисковать за жалкие полтораста рублей! По двадцатнику на рыло. Плюс полтинник за часы – в ларьках, где скупают краденое, дороже не заплатят.

Приведя себя в порядок, Актер вернулся к дому Инны и, забравшись на козырек, сумел прилепить к подоконнику микрофон, после чего прошел в подъезд и подключился к телефонной линии. Устроившись на скамейке в темной части двора, он настроил приемник и приготовился к длительному ожиданию.

Он пытался представить, когда и где Инна могла перейти дорогу Л. Возможности у нее, конечно, были. Плюс – язык без костей. Не всегда, конечно, – некоторые тайны она хранила свято, но иногда не гнушалась выторговать подарок путем легкого шантажа. Вот, наверное, и доторговалась. При всех достоинствах Л. нельзя было не отметить, что он вполне мог, расслабившись в ее постели, сказать что-то лишнее. Что-то, способное сейчас сильно осложнить его жизнь. Интересно, знает ли Л. об его отношениях с Инной? Вполне может знать. По крайней мере, догадываться должен. Но что это меняет? Искать другого исполнителя хлопотно и времени нет, да и какая разница, кто нажмет спусковой крючок, воткнет нож или колесами грузовика превратит ее тело в месиво? В любом случае у Актера это получится чище, потому что он будет биться за счастье своей семьи, а не отрабатывать гонорар, каким бы крупным он не был.

В наушнике послышался разговор, и Актер насторожился. Инне оставалось жить совсем немного. И в эти последние дни своей жизни она отрывалась на полную катушку. Как будто что-то предчувствовала.

5. Плейбой. Квелый такой…

Роман Казарин обитал на последнем, двенадцатом, этаже. Окна были темны, и в квартире не раздавалось ни звука – Волгин в этом убедился после того, как, приложив ухо к металлической входной двери, минуты две напряженно прислушивался. Да, похоже, никого. Прилепив на косяк «маячок», который должен был подать сигнал при размыкании контактов, то есть в случае, если кто-нибудь откроет дверь, опер удалился. Изделие не было фирменным, его сварганил местный самоучка с шестью классами образования, год назад в порыве ревности зарезавший супругу. Гуманный суд отмерил самоучке трояк, родственники передрались за освободившуюся квартиру, Волгин под шумок присвоил часть его изобретений, до той поры исправно служивших нуждам квартирных воров и частных детективов. Государственное обеспечение правоохранительных органов спецтехникой было где-то на довоенном уровне, если даже не на уровне девятьсот четырнадцатого года. Получить разрешение на прослушивание телефона было не так уж и трудно, но затем оставалось только идти с этой бумажкой к подозреваемому и попросить его добровольно делиться конфиденциальной информацией; очередь в технический отдел, который ведал «клопами» и «закладками», была бесконечной, как и за государственным жильем.

Время тянулось медленно до тех пор, пока в полночь приемное устройство, «маячка» не дало сигнал. Перед этим в подъезд заходил только один человек, которого Волгин срисовал на дальних подступах и хорошо рассмотрел в бинокль. Парень лет восемнадцати, с прической ямайского негра, в десантных ботинках и «натовской» куртке на много размеров больше того, который требовался его сутулому, истерзанному наркотиком телу. Не Казарин однозначно.

Волгин покинул машину и встал за деревом недалеко от дома. Свет в квартире оставался погашен, но пару раз мелькнул лучик карманного фонаря, а позже «ямаец» в открытую встал у окна и запалил папиросу. Волгину показалось, что он чувствует пряный аромат марихуаны.

Курил «ямаец» недолго. Вскоре «маячок» подал второй сигнал, и Волгин сменил позицию, хотя пока не был уверен, стоит ли проводить задержание. Катышев, конечно же, провел бы. Образцово-показательное. С криками, размахиванием пистолетом, демонстрацией приемов боевого самбо и скоростного надевания наручников. Это был его обычный метод работы: задержать и колоть до тех пор, пока не скажет хоть что-нибудь. Человек с такой прической не может быть безгрешным по определению, а посему если не явки и пароли Казарина, то адреса дружков-наркоманов он сдать должен. Чтобы не было обидно за бесцельно прожитое в засаде время.

Сначала нарисовалась длинная согбенная тень, верхний край которой коснулся ног Волгина. Следом вышел и «обрусевший негр». Присел на корточки и долго возился со шнуровкой высокого десантного башмака, хитро оглядываясь по сторонам. Так и не завязав, заправил концы шнурков в голенище и, широко раскачиваясь, двинулся прочь от дома. Опер скользнул следом.

Нарезав круг по двору, парень проявил интерес к волгинской «ауди», но задерживаться не стал, справил малую нужду и подвалил к таксофону, с которого позвонил, картинно прикрывая диск ладонью. Говорил он пониженным голосом, но, по случаю позднего времени и открытого пространства, слова разносились далеко.