Книга Рубин королевы - Жюльетта Бенцони

– Все это так, однако, именно здесь произошли не самые приятные события. Не могу выразить, до какой степени я смущена и взволнована тем, что вас втянули в грязную историю с кражей картины. Вам надо было сразу мне все рассказать. Если бы не донья Исабель, я И сейчас ничего не знала бы...

– Ах, значит, это она...

– Да, она... До чего же смехотворное обвинение! Мы совсем не знаем друг друга, но ваша репутация говорит за вас. Надо быть таким сумасбродом, как этот бедняга Фуенте Салида, чтобы обвинить вас в краже! Что же до болвана, который якобы видел, как вы преследуете некую, в природе не существующую даму, то я его попросту выгоню...

– Нет-нет, не надо его увольнять! Он говорил правду. Он действительно видел, как я вышел из дома. Понимаете, слуга проходил через главный двор с подносом, уставленным бокалами, а я спросил его, кто та дама, которую, как оказалось, лишь я один и видел. Он-то не заметил никого...

– А комиссар из этого сделал вывод, что вы таким образом пытались отвлечь его внимание от сообщника или сообщницы, уходившей с картиной.

– Так вот что он подумал... Мог бы мне прямо сказать. Так или иначе, это смешно, – Альдо и в самом деле засмеялся. – Как бы я мог отвлечь его внимание, указав на даму, которую он не видел, но которая...

Князь прервался: важный, будто министр, слуга вошел, чтобы разлить напитки. Морозини попросил чуточку хереса, хозяйка дома последовала его примеру. Налив вина, так же молчаливо, как и появился из-за цветущих померанцев, слуга удалился.

Герцогиня вертела бокал в руке.

– Вы могли бы описать мне эту женщину?

– Разумеется. Я мог бы рассказать вам и о том, куда ее проводил... Вот только!.. Боюсь, вы примете меня за сумасшедшего, донья Ана!

– Все-таки расскажите!

Герцогиня внимательно, не проронив ни слова и не выказывая видимого удивления, выслушала Альдо, потом заявила как ни в чем не бывало:

– Кое-кто утверждает, что она появляется здесь ежегодно, в один и тот же день. Я сама никогда ее не видела, ведь она показывается только мужчинам.

– Значит, вы знаете, оком речь?

– Все севильцы знают историю Сусаны. Она записана в нашей общей памяти. Мой свекор говорил, что встречал ее и... и один из наших дворецких тоже – его однажды утром обнаружили бродящим по улицам – бедняга лишился рассудка. Говорят, она возвращается сюда из-за портрета королевы, а главное – из-за рубина, который у доньи Хуаны на шее. Как вы полагаете, может быть, она и украла картину?

– Не думаю, чтобы у нее была такая возможность. Во всяком случае, когда я шел за ней, у нее ничего с собой не было. Но раз уж мы заговорили о драгоценности, изображенной на портрете, не знаете ли вы, что с ней' стало? Такой большой рубин не мог не оставить следа в истории...

Однако герцогиня только развела маленькими, унизанными кольцами руками.

– Стыдно в этом признаваться, но я ничего о нем не знаю. А ведь мы – потомки маркиза Дениа, бывшего начальником тюрьмы в Тордесильясе, где бедная королева томилась долгие годы, причем порой в чудовищных условиях. Этот Дениа и его жена были в высшей степени алчными людьми, они вполне могли украсть какие-то драгоценности, которые удалось сохранить несчастной донье Хуане. Не менее вероятно и то, что к моменту ее смерти рубин уже не принадлежал ей, иначе он, возможно, попал бы к нам по наследству. Королева, к примеру, могла подарить камень своей младшей и самой любимой дочери Каталине, когда та уезжала из Тордесильяса, чтобы выйти замуж за короля Португалии. Но вот что мне пришло в голову: поскольку завтра вы все равно должны были встретиться на очной ставке с маркизом Фуенте Салида, можно было бы узнать его мнение по этому поводу. Мне кажется, ему известно абсолютно все, что касается безумной королевы.

– Почему вы говорите «должны были»? Я по-прежнему должен, сударыня... Или вам не хочется устраивать эту встречу под вашим кровом? Тогда, признаюсь, меня это огорчило бы: я очень на нее рассчитывал...

– Очная ставка ни к чему. Я намерена уладить дело сегодня же – через четверть часа комиссар Гутиерес должен явиться сюда. Что до маркиза, я послала ему приглашение отобедать у меня завтра вместе с вами. Насколько я его знаю» он бегом прибежит, – добавила она с улыбкой, на которую улыбкой же тотчас откликнулся Альдо.

– «Курсилерия»?

– «Курсилерия». Этот человек не может устоять перед герцогским титулом, а у меня их девять. Забавный тип: каждую весну он приезжает сюда, в Гранаду, как бы на поклонение: к портрету и к могиле. Мы всегда приглашаем его к себе. Но на этот раз его паломничество совпало с приездом королевы.

– Я был удивлен, не увидев его в королевской свите. Мне говорили, что он камергер.

– Да. Но королевы Марии-Кристины, матери короля и вдовы Альфонса XII. Она уединенно живет в Мадриде, и должность камергера при ней ни к чему не обязывает. Думаю, впрочем, что ее величество находит маркиза несносным.

С чисто военной пунктуальностью Гутиерес явился минута в минуту. Он почтительно поклонился, как человек, знающий, с кем имеет дело, и уселся на краешек стула, на который ему указали. При этом комиссар не преминул бросить на Морозини многозначительный взгляд: было совершенно очевидно, он отнюдь не в восторге от того, что застал здесь князя. Еще меньшее удовольствие вызвали у него первые же слова хозяйки дома.

– Я просила вас прийти ко мне, сеньор комиссар, чтобы вы не шли по ложному следу, – проговорила донья Ана, посылая полицейскому одну из тех улыбок, перед которыми трудно устоять. – Могу заверить вас, что присутствующий здесь князь Морозини не имеет никакого отношения к ущербу, который нам нанесли...

– Простите, что возражаю вам, госпожа герцогиня, но факты и свидетельства, которые мне удалось собрать, говорят не в пользу вашего... вашего подзащитного.

Слово было выбрано неудачно. Донья Ана грозно нахмурила бровь:

– Я никого не защищаю, сударь! Просто благодаря чистой случайности могу предоставить вам неопровержимые доказательства. Когда мы ужинали, маркиза Лас Марисмас пришла испросить у ее величества королевы разрешения уйти для князя Морозини, у которого начался острый приступ невралгии. Затем она вызвала экипаж, и князя отвезли в отель. Чуть позже я попросила свою секретаршу, донью Инес Авиеро, принести мне шаль. Она исполнила мою просьбу. И донья Инес утверждает категорически: когда она шла по гостиной мимо портрета, тот был на месте.

– Она могла не заметить пропажи. Когда привыкаешь всегда видеть какой-то предмет на одном и том же месте, случается, что...

– Только не с доньей Инес! У нее наметанный глаз, и ничто не может ускользнуть от ее бдительного взора, ни одна деталь. Можете спросить у нее самой, я прикажу позвать...

– Если она так в этом уверена, почему же ничего не сказала, когда я допрашивал ее?

– Вы ее об этом не спросили, – ответила герцогиня с неуязвимой логикой. – Впрочем, и мне донья Инес не сразу сказала о том, что видела портрет на своем месте около часа ночи. Только когда мы остались одни вчера вечером и стали припоминать все детали. Поскольку князь покинул нас примерно в половине первого, выводы делайте сами.