Книга Дату смерти изменить нельзя - Сергей Донской
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какое-то дурацкое задание, – посетовал Бондарь. Поскольку начальник отдела обратился к нему по имени, он мог позволить себе быть предельно откровенным. – Я чувствую себя героем дешевого шпионского романа в духе Джеймса Бонда. – Ядерная угроза, письмо, тайная встреча с его отправителем. Почему он выбрал корейский ресторан?
– Сие неведомо, – развел руками Роднин. – Могу предположить, что корейский ресторан выбран не случайно. Во-первых, такой приметный посетитель, как ты, сразу бросится в глаза присутствующим. Так проще установить за тобой слежку.
– А во-вторых?
– А во-вторых, если информатор обладает азиатской наружностью, то попробуй вычисли его в корейском ресторане.
– Логично, – согласился Бондарь, возвращая полковнику письмо.
Роднин аккуратно вставил бумажную страницу на место, закрыл папку и передал ее через стол со словами:
– Ознакомишься и вернешь. Вылет во Владивосток завтра. Оружия не брать, с коллегами из областного управления без согласования со мной в контакт не вступать. Командировочные и билеты получишь у Алтынниковой, я распорядился. Вопросы есть?
– Последний, – сказал Бондарь.
– Выкладывай.
– Насколько я понимаю, меня опознают в ресторане по заказу. Корейский сыр с танхончским йогуртом, хм. – Бондарь криво улыбнулся. – Я обязан пробовать это сомнительное блюдо, или позволите воздержаться? По правде говоря, азиатская кухня мне не внушает доверия. Зальют йогуртом всяких там букашечек-таракашечек, а я расхлебывай?
– На этот счет можешь не беспокоиться, – улыбнулся в ответ Роднин. – Ни сыра, ни йогурта тебе не подадут.
– Откуда вы знаете?
– Корейцы не употребляют в пищу кисло-молочные продукты. Корейского сыра не существует в природе. – Улыбка Роднина просветлела еще сильнее за счет обнажившихся золотых коронок на боковых зубах. – Если тебя и накормят во время беседы, то всего лишь пловом из собачатины или ухой из рыбьей чешуи. Потом поделишься впечатлениями, капитан. Давно хочу понять, почему это все помешались на корейских и японских ресторанах? Чем их там кормят, что они туда толпами валят?
– Ну спасибо, товарищ полковник, – помрачнел Бондарь, – спасибо.
– На здоровье, капитан, – ответил Роднин, не сморгнув глазом. – И не забудь про наш уговор насчет алкоголя и никотина.
– Эх, если бы я знал, в чем будет заключаться мое задание!
– Теперь вы знаете, товарищ капитан, – очень сухо и официально произнес Роднин, давая понять, что аудиенция окончена. – Приступайте к выполнению.
Бондарь молча поднялся, пересек кабинет, держа тощую папку в руке, и вышел, прикрыв за собой дверь так аккуратно, словно она была стеклянной. Только его выдержка уберегла дверь от неминуемых повреждений. Поистине героическая выдержка.
Сегодня он был не Шестым, не Седьмым и не Восьмым, и это ему нравилось. Обидно, когда вместо имени, данного родителями, тебе присваивают порядковый номер. Вдвойне обидно, если ты не какой-то там ноль без палочки, а человек во всех отношениях достойный и уважаемый.
С такими мыслями Пак Киль Хун, глава Приморской Ассоциации Строителей КНДР вел свою новехонькую «Тойоту» по проспекту Острякова, двигаясь в направлении Куперовой пади. Он гордился своим именем, представлявшим собой сочетание двух иероглифов. Два иероглифа из семидесяти тысяч – разве такой подход не есть высшее проявление уважения к человеческой индивидуальности? Киль Хун – это вам не Ваня, не Петя или Вася. Неважно, что корейцы позаимствовали иероглифы у древних китайцев, главное, что они постигли значение каждой из причудливых закорючек. Их имена красивы, поэтичны и загадочны, как коаны дзен.
– На голой ветке ворон сидит одиноко, – с чувством произнес Пак Киль Хун. – Весне не рад.
Найденный образ показался ему удачным. Прибавившая ход «Тойота» нырнула под газопровод и вывернула на Хабаровскую улицу, огибающую Корейскую сопку. Мысль о том, что неподалеку находится штаб-квартира ОРКИ была неприятна, но теперь диктаторским замашкам Председателя осталось существовать недолго. Скоро в принадлежащем Пак Киль Хуну ресторане появится чекист из Москвы, и тогда с Обществом будет покончено. Довольно этих ужасных заседаний со смертельными исходами, довольно опасных поручений, довольно поборов и бессонных ночей. Один раз рискнуть – и обрести свободу. Пак Киль Хун не мальчик, у него не так много времени осталось, чтобы посвящать его кому-то другому, кроме себя и членов своей семьи.
– Звездной ночью, – пробормотал он, – жизнь мне пригрезилась. Проснулся уже седым…
Переключив передачу, Пак Киль Хун торжествующе усмехнулся. Да он настоящий поэт! И он отважный человек, коли осмелился известить ФСБ о готовящемся преступлении. Не зря его род восходит к одной из десяти царских династий Пак. Мысль о том, что то же самое могут сказать миллионы других обладателей этой фамилии, Пак Киль Хуна не смущала. Он чувствовал себя настоящим героем.
В открытое окно врывались дурманящие запахи первой зелени. Мимо проплывали важные двенадцатиэтажки, выросшие на месте прежних лачуг из фанеры, жести, старых досок и картона. Корейская слободка совершенно преобразилась за последние сорок лет. Не Сеул и не Гонконг, но и не прежняя дыра, которую во Владивостоке презрительно называли «свиным хлевом». Все течет, все изменяется. Отрадно, когда в лучшую сторону.
Обогнув больничный корпус на улице Садовой, «Тойота», безропотно повинующаяся Пак Киль Хуну, устремилась дальше. Минут через десять, добравшись до окраины слободки, он притормозил на территории заброшенной хлебопекарни. Здесь размещался его недавно созданный цех по изготовлению пластмассовых надгробий, гробов, венков и прочих похоронных атрибутов. Городские власти не позволили разместить предприятие ближе к центру Владивостока. Почуяв густой смрад, окутывающий округу, понять мотивацию такого решения можно было легко и сразу. Невольно морщась, Пак Киль Хун захлопнул дверцу автомобиля и двинулся к входу в здание. Возле крыльца стоял обшарпанный «Ниссан-патруль», но людей рядом не было. Никто не спешил встречать шефа. «Хотя методы Председателя бесчеловечны, – раздраженно подумал он, – иногда они себя оправдывают. Безобразие! Попросили меня приехать, чтобы решить возникшие проблемы, а сами не проявляют элементарного уважения. Вот и делай после этого добро людям».
Толкнув дверь, Пак Киль Хун переступил порог цеха. Пластмассовое литье не являлось главным направлением его деятельности, но он решил попробовать силы на новом для себя поприще, рассчитывая на неплохую прибыль. На благодарность соотечественников, получивших рабочие места, он тоже рассчитывал. До сегодняшнего дня.
Коридор был темен и грязен, как крысиная нора. Спотыкаясь о хлам, сваленный прямо посреди прохода, Пак Киль Хун двинулся навстречу сквознякам и зловонию. Крыша над головой была частично разобрана, голые дверные проемы и обнажившаяся кирпичная кладка заставляли вспомнить кадры военной хроники. Непосредственно перед входом в производственное помещение висела вывеска: «Ритуальные услуги. Дешево, надежно, своевременно». Пак Киль Хун подумал, что слово «своевременно» не слишком уместно для похоронного сервиса. Зато логотип на табличке ему понравился. Это было изображение двух слившихся в окружность капель, красной и синей, как на государственном флаге Северной Кореи. Знаменитая эмблема из «Книги перемен», символизирующая вечное единство противоположностей.