Книга На секретной службе - Сергей Донской

Медведчук присвистнул. Легендарное подразделение, которое специализировалось на уничтожении вражеских агентов, руководителей и военачальников. Парни, с одинаковой лихостью охмурявшие жен иностранных атташе и проводившие диверсионные операции на территории противника.

– Сущие головорезы, – пробормотал Медведчук. – Отпетые. В смутные времена без них никак, но все равно головорезы.

– Головорезы, хм… – Дрозд нахмурился, вертя перед глазами желтый маркер. – По сути верно, но само определение не слишком удачное, капитан.

– Тогда боевые роботы. Всякие там киношные «ниндзя» и «люди в черном» в сравнении с ними просто уличная шпана. Не говоря уже о нашей собственной спецуре.

– Не увлекайся, – осадил подчиненного Дрозд, почувствовавший, что его профессиональная гордость уязвлена. – Каких-то людей в черном сюда приплел… ниндзя, каких-то…

– Так я для сравнения, – попытался оправдаться Медведчук. – Аналогия называется.

– Не пришей к звезде рукав, вот как это называется. Повторяю для бестолковых: общие слова существуют для общих мест пользования типа сортир. – Убедившись, что смысл сказанного дошел до подчиненного в полной мере, Дрозд продолжал, дирижируя маркером в такт своим словам: – Что касается фактов, то убийство Тараса и Андрея Пинчуков выглядит так, будто ЦРУ пытается оказать давление на их отца. Учитывая характер его деятельности, можно предположить, что тут затронуты государственные интересы России. Вывод?

– Вывод такой, что пора дать америкашкам хар-роший поджопник, – отрапортовал оживившийся Медведчук. – Пусть это сделают хоть москали, хоть сам черт-дьявол. А наша хата с краю.

– Вот! – Маркер в руке Дрозда совершил движение, напоминающее выпад шпаги и нацелился в грудь подчиненного. – У тебя когда день рождения, капитан?

– В следующем месяце.

– Не годится.

– Что ж теперь, пусть папа с мамой меня заново делают? – Являясь сотрудником СБУ, капитан Медведчук оставался прирожденным одесситом.

Но и полковник Дрозд лезть за словом в карман не привык.

– Пожалей родителей, – ухмыльнулся он. – Им одного такого сыночка хватает.

– Ничего не попишешь, – развел руками Медведчук.

– Попишешь! Сегодня ты родился, капитан.

– Впервые слышу.

– Тогда повторяю еще раз. Се-го-дня. Вечерком именины справишь. За казенный счет.

– Как это?

– А как мужики отмечают дни рождения? – Дрозд хохотнул. – Пивко, водочка, сауна, девчата в мыле…

– Девчата в мыле, – зачарованно шевельнул губами Медведчук.

– Подходящая Наталка-Полтавка на примете имеется?

– Имеется. Их, этих Наталок, хоть пруд пруди.

– Ну и гарно, – одобрил Дрозд, не по-украински налегая на «г». – Заодно пригласи известного тебе Голавлева поучаствовать в сабантуе, а сам притворись пьяным в дымину и выболтай ему все, о чем мы с тобой сегодня калякали.

– А, – вздохнул Медведчук, скучнея на глазах.

Голавлев являлся резидентом российской внешней разведки, о чем одесским спецслужбам было, конечно же, известно доподлинно. Числясь специалистом по экспортно-импортным операциям при Торговой палате, он прекрасно знал город и имел многочисленные связи среди местной элиты. Настоящий ас своего дела, невозмутимый, как международный дипломат, и элегантный, как карманник с Каннского кинофестиваля. Представить себе его, тискающим девочек в бане, было не просто трудно, а невозможно.

– Он не поверит, что я потерял над собой контроль, – вздохнул Медведчук после недолгого размышления. – Все же я офицер СБУ.

– Пустяки. – Дрозд встал, давая понять, что прений не будет. – Главное, чтобы обстановка была неформальная, а информация – достоверная. Больше от тебя ничего не требуется, капитан. Ступай. – Полковничья рука совершила короткий взмах.

Проводив подчиненного тяжелым взглядом, Дрозд прошелся по кабинету, гадая, какие осложнения могут последовать в результате принятого решения. Выходило: никаких. Но и в противном случае он рискнул бы как званием, так и карьерой. Ему надоело чувствовать себя марионеткой в театре, главным постановщиком которого все чаще выступали Соединенные Штаты Америки. Дрозду тоже хотелось побыть кукловодом. Как в те славные времена, когда он служил великой державе, исчезнувшей с лица земли.

При воспоминании о тех славных деньках спина полковника СБУ заметно ссутулилась. Словно он нес на широких плечах никому не видимую, но оттого не менее тяжкую ношу.

V. Чужие среди своих

Отрыдал свое похоронный оркестр, провожая в последний путь бесславно погибших братьев Пинчуков…

И еще десятки молодых и старых жителей города легли в рыжую одесскую землю, кто с меньшей помпой, кто с большей, кто с божьей, а кто – с человеческой помощью…

Жизнь тем не менее продолжалась. И она, жизнь, придумывала все новые песни:

А я все давала,

Но я так и знала,

Платят денег мало

За любовь, ла-ла-ла.

Развратные девичьи голоса, звучащие из динамиков уличного кафе, заставляли посетителей чувствовать себя так, словно они находились в низкопробном борделе. Некоторым это нравилось, они барабанили пальцами в такт мотивчику и притопывали ногами, как бы намереваясь пуститься в пляс. Другие то и дело поглядывали на колонки, испытывая сильнейшее желание разбить об головы тех, кто производит подобного рода музыку. Или хотя бы об головы персонала чересчур шумного заведения.

Заведение представляло собой круговую барную стойку, торчащую посреди Дерибасовской. Прямо на тротуаре лежали истоптанные зеленые паласы, поверх которых были расставлены пластмассовые столы и стулья. Летом ветви деревьев, раскинувшиеся над кафе, заслоняли посетителей от палящих лучей солнца, но теперь листва на них поредела и скукожилась. Да и солнце больше не светило, затянутое сереньким пологом облаков. От этого было грустно. Невольно вспоминалось, что молодость прошла, старость не за горами, а ты где-то посередине, сплюснутый жизненными обстоятельствами на манер бутерброда. Даже если ты офицер оперативного отдела Управления контрразведывательных операций ФСБ. Тем более, если ты являешься сотрудником этой организации.

Дожидаясь, пока собеседник соизволит заговорить, Евгений Бондарь продолжал наблюдать за хаотичным перемещением облаков. Не верилось, что за ними может скрываться небесная синева. Откуда ей взяться, если в природе остались сплошь серые или бурые краски? Если бы не яркие пятна автомобилей и рекламных щитов, то Одесса казалась бы бесцветной, как акварель страдающего с похмелья художника.

Вот тебе и «жемчужина у моря», подумал Бондарь. Пасмурное небо над головой вроде бы ничем не отличалось от московского, под которым он находился каких-нибудь два часа назад, но оно все равно было чужим. И от него веяло неприязненным холодом.