Книга Вопрос крови - Иэн Рэнкин

Ребус улыбнулся.

— Полагаю, что имя ты себе придумала. Ну, возможно, еще встретимся, мисс Тири.

— В любое время, как только пожелаете, мистер Следователь! — Она повернулась и пошла в сторону центра, уверенно, несмотря на полуторадюймовые каблуки, и поминутно откидывая назад падавшие обратно пряди; потом она коротко махнула ему рукой в кружевной перчатке, зная, что он глядит ей вслед, и наслаждаясь своей ролью. Ребус догадался, что она из числа так называемых готов. Он видел таких в городе возле магазинов, где продают музыкальные диски. Одно время их гнали с Принсес-стрит-гарденс, на этот счет было особое распоряжение городского совета — не то они вытоптали клумбу, не то перевернули мусорную урну. Сообщение в газете вызвало тогда у Ребуса улыбку. Протянулась ниточка к панкам и дальше — к пижонам — подросткам, отстаивавшим свое право вести себя как им вздумается. До армии он и сам нарушал приличия. Слишком маленький, чтобы влиться в ряды первых пижонов, он стал потом парнем в купленной из вторых рук кожаной куртке с бритвой в кармане. Куртка была не совсем правильной — не байкерской, а в три четверти длины. Он подкоротил ее кухонным ножом, после чего из нее торчали нитки и виднелась подкладка.

Своего рода бунтарство.

Мисс Тири скрылась за поворотом, а Ребус направился к пабу «У лодочника», где его ожидала Шивон с заказанным пивом.

— Я уж думала, что придется твое пиво выпить мне, — жалобно сказала она.

— Прости. — Взяв кружку обеими руками, он поднес ее к губам. Шивон отыскала для них уединенный столик в уголке. Перед ней лежали две кипы бумаг, а рядом с ними — содовая с лаймом и открытый пакетик с арахисом.

— Как твои руки? — осведомилась она.

— Беспокоит только мысль, что не играть мне больше на рояле.

— Какая ужасная потеря для мира легкой музыки!

— Ты когда-нибудь слушаешь тяжелый металл, а, Шивон?

— Стараюсь не слушать. — И после паузы: — Если только чуточку «Моторхеда», чтобы разогреть гостей на вечеринке.

— Я имел в виду что-нибудь поновее.

Она покачала головой:

— Ты и вправду считаешь это место подходящим?

Он огляделся:

— По-моему, аборигены нами не заинтересовались. Мы же не снимки, сделанные на вскрытии, по столу раскладываем.

— Однако там есть снимки с места преступления.

— Спрячь их до поры. — Ребус глотнул еще пива.

— Ты уверен, что с твоими таблетками можно пить спиртное?

Проигнорировав этот вопрос, он мотнул головой в сторону одной из кип.

— Итак, — сказал он, — что же мы имеем в результате и насколько мы сможем продлить наше выездное задание?

Она улыбнулась.

— Не очень-то спешишь опять встретиться с начальством?

— Только не уверяй, что ты мечтаешь о встрече!

Она словно бы призадумалась, а потом пожала плечами.

— Радуешься гибели Ферстоуна? — спросил Ребус.

Она кинула на него злобный взгляд.

— Это я так просто, из любопытства, — сказал он, опять вспомнив о мисс Тири. Он мучительно долго пытался придвинуть к себе один из верхних листов в кипе, пока Шивон не догадалась сделать это вместо него, потом они долго сидели бок о бок, не замечая, что смеркается и день постепенно клонится к вечеру.

Шивон отправилась к стойке взять еще выпить. Бармен попробовал расспросить ее о бумагах, но она перевела разговор на другую тему, и кончилось все литературными реминисценциями. Шивон, оказывается, понятия не имела, что название паба «У лодочника» встречается у Вальтера Скотта и Роберта Льюиса Стивенсона.

— Вы не просто в пабе сейчас пьете, — заметил бармен, — вы пьете в историческом месте.

Она чувствовала себя туристкой. Десять миль от центра города, а ощущение совсем другое. И дело тут не только в произошедших убийствах, о которых, как она вдруг поняла, бармен и словом не обмолвился. Жители Эдинбурга склонны воспринимать пригороды как нечто единое: Портобелло, Масселберг, Керри, Саут-Квинсферри — для них это все части города, не больше. На самом деле даже и Лейт, соединенный с центром Эдинбурга безобразной пуповиной Лейт-Уок, из кожи вон лезет, чтобы сохранить свою идентичность. Удивительно, зачем им это так нужно.

Судьба забросила сюда Ли Хердмана. Родился он в Уишоу, в семнадцать лет пошел в армию, служил в Северной Ирландии, потом за границей, потом обучался в школе ОЛП. Восемь лет прослужил в особых частях, а потом вернулся, как мог бы он выразиться, «на гражданку». С женой он расстался, оставив ей двух детей в Херефорде, где располагался их полк, а сам подался на север. Исходная информация была обрывочной — ни слова о том, что сталось с его женой и детьми и почему они расстались. В Саут-Квинсферри он обосновался шесть лет назад. Здесь и погиб, в тридцать шесть лет.

Шивон взглянула на Ребуса, принявшегося за другой бумажный листок. Ребус тоже был в армии и, как она слышала, служил в войсках особого назначения. Что знает она об ОЛП? Только то, что прочитала в этих материалах. Специальное подразделение, база в Херефорде, девиз «Побеждает дерзкий». Отбирают туда самых лучших, которых только можно найти в рядах армии. Создано подразделение во время Второй мировой войны для целей дальней разведки, но прославилось при осаде иранского посольства в 1980 и в Фолклендской кампании 1982 года. Карандашная приписка на одном из листков указывала, что связывались и с бывшими работодателями Хердмана с целью получения возможной информации. Она обратила на это внимание Ребуса, но тот лишь фыркнул, сказав, что не думает, будто работодатели эти были очень уж словоохотливы.

По прошествии некоторого времени после переезда в Саут-Квинсферри Хердман начал собственное дело — принялся возить на своем катерке скибордистов и тому подобное. Шивон не знала, во сколько может обойтись покупка катера, и сделала еще одну пометку на обороте лежавшего перед ней блокнота.

— Не очень-то вы торопитесь, — произнес бармен. Она и не заметила, что он снова вырос возле нее.

— Что?

Он указал глазами на стоявшее перед ней спиртное.

— А, ну да… — сказала она, делая попытку улыбнуться.

— Это ничего. Иной раз так и тянет уплыть в страну мештаний.

Она кивнула, поняв, что под «мештаниями» подразумеваются «мечтания». Сама она говорила на чистом английском и не уснащала речь шотландскими словечками, что не гармонировало бы с ее классическим выговором. Чистоту произношения она считала полезной. Ее английский заставлял собеседника как бы подтягиваться, стимулировал его, что бывало весьма кстати в ряде случаев. Некоторые же, принимая ее за туристку, теряли бдительность, что тоже было ей на руку.

— Я вычислил, кто вы, — говорил между тем бармен. Она внимательно разглядывала его: за двадцать, высокий, широкоплечий, черные волосы коротко острижены, а лицо из тех, что сохраняют скульптурную четкость линий не так уж долго, не в силах противостоять влиянию алкоголя, сигарет и неправильного питания.