Книга Устрицы под дождем - Оксана Робски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ладно, ладно, – перебила Маруся, – тогдадавай поговорим о сексе. Ты к сексу как относишься?
– Спокойной ночи. – Девушка направилась кдвери. – Завтра в семь утра у меня зарядка, не хочешь принять участие?
– Пока нет. – Маруся прыгнула на кровать, икровать неожиданно заскрипела.
– Тогда я зайду к тебе после завтрака.
– После завтрака меня здесь не будет! – закричалаМаруся. – Я ухожу! Ухожу на волю!
В дверях появилась нянечка.
– Все-все-все, – улыбнулась ей Маруся. – Яуже вернулась. Спокойной ночи.
Ангелина Петровна доброжелательно улыбалась юной Володинойжене, слушая ее и иногда делая пометки золотой – восемнадцатикаратное золото –увесистой ручкой.
Кроме них двоих в кабинете еще была низкорослая, с темнойкожей, темными волосами и черными пронзительными глазами малазийка. Светлым унее был только передник, одетый на темное форменное платье. Сложным было неопределение ее национальности, сложным, а скорее невозможным было определениеее возраста. Догадки строились между границами раннего девичества и позднейзрелости.
– Постоянно матерится,– виновато улыбнулась Володинажена, – просто постоянно. Приходят гости, а она им: «Fuck you, fricks! Ifyou want to be ok kiss my pennis every day! If you want to be all right, fuckyour boyfriend everynight! Felch off! Fuck you bitch forever!» Позор.
Типичный психиатрический синдром «местного колорита».Встречается, кстати, только в Малайзии. Называется «латах». Вызван сильнымиспугом или…
– Да я и не знаю, чего она испугалась! Мой Володяпросто выплюнул курицу, которую она подала на стол. Обычно она очень вкусноготовит…
– Ну, видите… Психика – это лабиринт, а в лабиринтевсегда есть тупики. Но ничего, острое состояние мы снимем дня через два, три, иможете забирать ее домой.
– Володя так нервничает. Мы ее, в общем-то, любим, ее вдоме и не видно и не слышно…
– А теперь слышно, – улыбнулась Ангелина Петровна.
– И она еще все повторяет. Что ей скажешь, всеповторяет. И ругается. Ужас.
– Три дня.
– Мы без нее не сможем. Мы уже привыкли. И Володя такнервничает. Знаете, он однажды йоркширского терьера так напугал, что тот умерот разрыва сердца…
– Ваша домработница не умрет. Пойдемте, я покажу вам еепалату.
Ангелина Петровна встала, профессионально улыбнуласьмалазийке.
– Fuck you, fricks! Fuck you, bitch, my father fuckyou, mam, and you, full shit! – прокричала темноволосая женщина, вставая.
В коридоре Ангелина Петровна перепоручила их медсестре, давуказания поместить в большую надзорную, переведя из нее Марусю.
Вернувшись в кабинет, она вызвала к себе доктора КонстантинаСергеевича.
– Я была права? – спросила она, как только докторпоявился в дверях.
Он виновато остановился.
– Садитесь, садитесь. С вашим-то опытом…
– Кто бы мог подумать?
– Послушайте, даже я, психически устойчивый человек, немогла не обратить внимание на ваш галстук…
Доктор пожал плечами и возвел руки к небу. Небом в кабинетеглавврача психиатрического отделения был идеально белый, без всяких подтеков,потолок.
– Он решил, что ваш галстук – это знак того, что егопублично повесят и сделают из его казни яркое шоу…
– Простите, Ангелина Петровна, давно, видимо, никакихЧП не было, не знаю, как я мог…
– И это после того, как я сказала его жене Ирине, чтоострое состояние прошло, и они даже могут пойти погулять…
– Ангелина Петровна, казните!
– Казнила бы. Но, боюсь, ярким это шоу не сделать…Ладно. Что у нас с шестой палатой?
– Без изменений. Комментирующие вербальныегаллюцинации. Устроила ей ваша Маруся, конечно…
– Ее имя Оля. И она не моя, а наша.
– Но, честное слово, Маруся ей больше подходит.
– Вернемся к шестой палате.
Больше всего ее беспокоит то, что голоса комментируют еедействия даже в туалете. Она жалуется, что устала, что они ей надоели, что онибесцеремонны и долго этого не выдержит.
– Аминазин внутривенно? [1]
– Да, по схеме.
– Хорошо. Идите. И постарайтесь в следующий раз неприйти на работу в красных ботинках.
– Лучше уж я босиком приду…
– Лучше уж совсем не приходите.
Ее лицо разгладилось, когда она увидела номер звонившего ейтелефона. Глаза потеплели и стали похожи на глаза животного. Крупного и,возможно, рогатого.
– Я оказался в ужасной истории, – скороговоркойпроизнес Аркаша в трубку.
– Что такое, котенок?
– Я сбил девушку.
– Что? – Ангелина Петровна не щелкнула зажигалкой,которую уже поднесла к своему длинному мундштуку.
– Я сбил девушку! – закричал Аркаша.
– Какую?
– Какую? Откуда я знаю какую? Обычную девушку, молодуюсовсем! Что мне делать?
– Молодую девушку? – Ангелина Петровна все-такищелкнула зажигалкой. – И где она сейчас?
– У меня в машине! Черт!
– Значит, у тебя в машине молодая девушка, а ты звонишьи орешь…
– Ты сумасшедшая? Ты что, не понимаешь? Я выпил с утрадва персиковых белини!
– С кем?
– Какая разница!
– Типичная парциализация мышления. У меня был такойпациент. Он думал всеми частями тела: когда работал – руками, когда бежал –ногами, когда с неприятными людьми разговаривал – задницей…
– Зачем мне это все слушать? – Аркаша был оченьвозбужден. Его голос порою переходил на визг.
– Затем, что когда он думал о девушках, он думал темже, чем ты.
– Ты ненормальная! Я сбил ее! Просто сбил, понимаешь?Ничего больше!
– Просто сбил? – уточнила Ангелина Петровна сявным облегчением.
– Да! Я ее даже не знаю!
– И что ты собираешься делать?
– Я не могу везти ее в больницу, я выпил, ты слышала? Унее кровь, все лицо в крови, ты можешь мне помочь?
– Боже, Аркаша, зачем ты пьешь по утрам?
– Ты собираешься мне помогать? – голос в трубкезахлебнулся в собственном крике, и Ангелина Петровна поспешила успокоить его.
