Книга «Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никак у казары здесь встреча назначена, а нас в поземке еще не разглядели? – негромко спросил Ларионов, наклонившись к плечу.
Ермолаев кивнул в ответ и предупреждающе поднял руку, как бы еще предупреждая своих бойцов, что стрелять только в крайней нужде, и то с опаскою.
«Брать врага только живьем!»
Но красноармейцы и так все понимали прекрасно, обкладывая строение по всем правилам военного дела. Двое бойцов направились с помкомвзвода прямо к выломанному проходу, еще двое зашли с флангов, дабы отсечь путь бегства, будя казаки попытаются сбежать с противоположной стороны. Хотя вряд ли далеко уйдут – коней подстрелить, а на своих двоих в степи не убежишь от верхового, это не тайга с ее буреломами, где любая лошадь ноги переломать может запросто.
Но скрывавшиеся внутри скотника явно не собирались от них бежать – двое, блеснув серебром офицерских погон, утопая по колено в снегу, выбрались из скотника наружу, приветственно махая руками.
«За своих нас приняли в поземке, не разглядели толком. Теперь бы их живьем взять», – обрадованно икнул Ермолаев. Он боялся даже вздохнуть, чтобы не спугнуть такую неслыханную, о которой даже не мечтал, выезжая из Шимков, удачу.
Он успел хорошо разглядеть обоих офицеров – один молодой, в серой офицерской шинели и лохматой грязно-белой папахе сибирских стрелков, бестолково топтался, не хватаясь за шашку. Огнестрельного оружия у него не имелось, по крайней мере, Ермолаев его не видел.
Обычный прапорщик-неумеха, что наспех готовились сотнями при адмирале Колчаке. Какой-либо угрозы он не представлял, а потому взять его живым не составляло большого труда.
Зато второй офицер, в возрасте и с бородой, какую носил расстрелянный царь Николашка, сразу заставил насторожиться. Ладная бекеша с накинутым щегольским башлыком, желтые лампасы, кобура нагана на ремне и ладонь на рукояти шашки Ермолаеву сразу же не понравились, заставив ощериться всеми фибрами души.
Видел он таких битых жизнью монархистов в боях – серьезные враги, упертые. Тем паче этот казак. Таких валить наповал нужно, пока беды большой не наделали.
«Пока поземка идет, нас не разглядят толком. Лишь бы поближе подпустил, тогда можно будет его оглушить прикладом али шашкой. Только бы ребята не подкачали – если свой клинок выхватит, то малой кровью не обойдемся. Но стоит попробовать – мы на конях. А если наган достанет, стрелять насмерть нужно, хоть прапор один достанется, но лишь бы своих бойцов не потерять!»
Мысли в голове летели стремительным галопом, пока лошадь приближалась к овчарне неспешным шагом, выдирая все четыре копыта из наметенных всего за одну ночь сугробов.
Но, подъехав поближе, Ермолаев заметил, что офицеров здорово качает из стороны в сторону. Чуть ли не бросает друг на друга, хотя свирепый ранее ветер стал утихать. И движения какие-то нескладные, дерганые, что у опытных офицеров, да еще с вбитой на всю жизнь выправкой, быть не может. И сердце моментально заполонило злой радостью.
«Так они пьяные в лохмотья, зенки самогонкой залили и за своих нас приняли. Потому без винтарей наружу выскочили. Живьем возьмем офицериков, надеюсь, что бойцы это уже сообразили».
Он оглянулся – его красноармейцы, калачи тертые, сами знали, что делать, чуть склонившись к конским гривам. Со стороны вроде от ветра лица прячут, а на самом деле «разговоры» и хорошо узнаваемые остроконечные, с шишаком шлемы скрывают. А раз так, то офицеры могут и не различить подмену, и близко подпустят…
– Мы здесь, станичники!
– Не ори ты, Родя, как мартовский кот, что «хозяйство» свое напрочь обморозил!
Пасюк недовольно скосил глазом в сторону своего молодого приятеля, что скакал бесноватым козликом, цокая по снегу кирзачами, радуясь неожиданным спасителям.
«Так искренне могут прыгать только пьяные люди, готовые возлюбить весь мир», – он хмыкнул, с трудом выдирая ноги из сугроба. Хмельной угар еще не прошел, мутило изрядно, перед глазами плыло, но он все же разглядел пятерку всадников, что браво сидели на конях.
Ладные такие, прямо настоящие казаки – в шинелях, поперек седел крепко держат винтовки, бурятские шапки с непонятным острием, шашки у бедер. Вот только Усольцев божился и клялся, что вместе с ним будут еще два верхоконных казака, более у него станичников просто нет.
А тут пятеро, или перед глазами начало множиться с ночного перепоя и перенесенного стресса?!
Все же литр цельный водки на рыло под половинку одной-единственной шоколадки слишком убойная для здоровья доза. И разные чудеса со зрением сотворить может.
– Мы здесь…
– Не кричи, Родя, они и так нас видят, подъезжают. Только вроде их пятеро. Буряты, что ли, я плохо их вижу? Шапки ихние, с острием, да и халаты длиннополые – они до сих пор старину любят, особенно в национальной одежде щеголять любят. Ладно бы только ружья, тут волки имеются, если они на охоту собрались, но сабли-то зачем с собою взяли?!
– Буряты в халатах, в шинелях они не ездят. – Артемов прищурился, разглядывая всадников, и через секунду воскликнул тонким голоском, полным великого изумления:
– Так это коммуняки недобитые! Поклонники, как его… Каландаришвили. У них на шинелях синие полосы нашиты. И на буденовках звезды синие, мать их! У них что – красная материя перевелась, или у меня глюки начались?!
– «Разговоры», что ли?» – настроение у Пасюка и без того угрюмое, стало совсем мрачным. Он посмотрел на свою изгаженную навозом бекешу, потом скосил злорадствующий глаз на шинель Артемова и выругался в три загиба.
– Видать, Усольцов этих поклонников коммунистов к нашим поискам подключил, вот они всем отрядом и наткнулись. Мать их за ногу, сволочей! Спасители выискались на нашу голову!
– Чего ты ругаешься в три загиба, Сан Саныч? – искренне удивился Родион и удостоился в ответ хмурого, но очень выразительного взгляда. Этот сопляк явно не врубался в ситуацию, а потому Пасюк сразу завелся, с одного оборота, ответил цветистой матерщиной, и лишь потом уже пояснил на литературном русском языке.
– Ты на себя, глянь, господин подхорунжий! Моя бекеша еще ничего, а твоя шинелька вся в дерьме, и вонь от нее на три версты. Ты представляешь, позора какого наберемся?! Половина Тунки всю неделю судачить будет, нас в три загиба поминать! Ты уж сейчас-то не отряхивайся, не позорь себя и меня в их глазах!
Пасюк ухмыльнулся, глядя, как поник его молодой напарник, а потому принялся экстренно спасать положение. Хоть и покачивался от выпитого, но горделиво подбоченился, положив ладонь на рукоять шашки, искренне надеясь, что в этой позиции выглядит в самом выигрышном свете – вот смотрите, люди, какой казак молодец!
Всадники подъехали вплотную, вот только радости на их лицах не было по определению, и руками не махали. Да оно и понятно – красные поклонники партизана и карателя Каландаришвили вряд ли возлюбили «белых золотопогонников». Хотя люди порядочные оказались, презрев политические разногласия, их искать поехали.