Книга Одержимость - Фридрих Незнанский

— Позвольте добавить, — вклинился Заставнюк. — Я видел в прессе сравнительные тесты «Владимира I» и созданного тоже в этом году очередного немецкого шахматного монстра — «Фриц» называется.

— «Фриц»?! — прыснула в кулак Брусникина.

— Представьте, Евгения Леонидовна, милый русскому уху «Фриц». Так вот, вычислительная мощность у обоих компьютеров примерно одинакова, дебютную базу не показали ни наши, ни немцы, но каждый привел свои тесты и похвалил сам себя. В Интернете даже устроили голосование: «заставить „Владимира I“ сыграть против „Фрица“». Но опять же ни наши, ни немцы энтузиазма не проявили. А также я читал, что наша презентация была под угрозой еще и из-за того, что уже на заключительном этапе тестирования в проекте полностью сменилась команда программистов.

Гордееву вдруг пришло в голову, что перед ним разыгрывается какой-то хорошо отрепетированный спектакль: неужели Воскобойников до сих пор не посвятил своих подчиненных в дело, которым им придется заниматься? Они своими меткими вопросами должны продемонстрировать уровень квалификации перед ним, Гордеевым? Или зачем вообще нужен весь этот инструктаж?

— Это все? — спросил Воскобойников. — Да? Тогда, как говорил незабвенный Никита Сергеевич, наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи.

— Есть вопрос, — остановила его, уже спрыгнувшего со стола, блондинка Евгения Леонидовна. — Как выглядит финансовая сторона этого турнира?

— Да, пардон, — Воскобойников хлопнул себя по лбу, — действительно это может быть важно. По регламенту Мельник и Болотников обязались сыграть, как я уже говорил, минимум по шесть партий, это гарантировало им по двадцать тысяч долларов каждому, независимо от результатов. Оставшаяся часть призового фонда — еще двести тысяч — достается победителю. Победителем считается либо тот, кто первым одержит шесть побед над компьютером, либо тот, чей соперник проиграет компьютеру шесть партий или по любым причинам прервет участие в турнире.

— Сравнительно небольшие деньги, — заметил Заставнюк, — но все равно неплохие. И что теперь, все автоматически достанется Мельнику?

— Пока ничего не могу сказать, оргкомитет еще не принял решения. Но есть мнение: двадцать тысяч выплатить наследникам Болотникова, а остальное будет зависеть от того, продолжится ли матч.

Больше вопросов не было. Воскобойников испарился, бросив на прощание Юрию Петровичу:

— Знакомьтесь, устраивайтесь, увидимся…

10

Заставнюк, кряхтя, выбрался из своего кресла:

— Что предпочитаете выпить за знакомство? Кофе, чай, минералка?

— Кофе, если можно, — ответил Гордеев.

— А что вы стоите, как неродной. Располагайтесь. Вон тот пустой стол занимайте. — Старик указал на рабочее место напротив стола Брусникиной, украшенное большим глянцевым календарем с портретом Мартины Хингес в развевающейся, как у Мэрилин Монро, юбочке. — Нам ведь работать вместе, так пусть вам будет у нас максимально удобно. А вам, — обернулся к Брусникиной, — Женечка? Как обычно или как всегда?

— Как обычно, зеленый.

Перспектива работать не в родной конторе, а здесь, Гордеева нисколько не впечатляла. Но и уходить просто так, прямо сейчас, тоже было бы неправильно. Навязанных помощников нужно было как-то озадачить. Хотя бы формально. А может быть, и реальную помощь от них получить.

Пока Заставнюк колдовал над чайниками и чашками, Гордеев присел за «свой» стол. В верхнем ящике — тонкий блокнотик с номерами телефонов Воскобойникова — домашний и мобильный, Брусникиной, Заставнюка, позывными пейджеров. Очевидно, для него заранее подготовили. В остальных ящиках пусто, если не считать свежего номера «Плейбоя», очевидно, сувенир; в компьютере тоже ничего, только системные файлы, на стеллаже для бумаг — подшивка «Спорт-экспресса» за прошлый год.

Брусникина вместе со своим креслом на колесиках подкатилась к центральному столу, помогла Заставнюку кое-как освободить одну его половину и возвестила:

— Кушать подано.

Гордеев тоже с креслом (сиротливый стул занял Заставнюк) перебрался поближе к новым помощникам… ассистентам, подчиненным, коллегам — пока не решил, как их называть.

— Ну, рассказывайте, — предложила Брусникина.

— О чем?

— У вас уже есть гениальный план?

— Женечка, — с деланной укоризной заметил старик, — дайте человеку выпить свой кофе.

Евгения Леонидовна до сих пор откровенно и чуть насмешливо разглядывавшая Гордеева, фыркнула:

— А я разве не даю? Просто мне интересно, как работают блестящие адвокаты. Перри Мейсон — понятно. А у нас-то, на русской почве?..

— У нас, на русской почве, — фыркнул в ответ Гордеев, — все происходит с таким же блеском, как и у них, на американской.

— Понятно. Но план у вас все-таки есть?

— А как же! Для затравки вбросить информацию, что Болотникова убили, и посмотреть, кто бросится ее опровергать.

— Это притом, что федерация настаивает на строжайшей конфиденциальности? — обрадовалась Брусникина.

— Федерации нужен конкретный результат.

— Классный план. Главное — смелый. Даже не просто смелый — геройский!

— В жизни всегда есть место подвигу…

— И время. С 10.00 до 10.30? Или с 17.45 до 18.00? на какое вы, барон, обычно планируете подвиги?

— По будням — после первого завтрака.

— А по выходным?..

— Эй, молодежь, молодежь! — замахал руками Заставнюк, прерывая пикировку. — Чем трепаться, налегайте-ка лучше на ананасы, куда мне их столько?

— А зачем вы их столько купили? — огрызнулся и на старика Гордеев.

— Это подарок, — не обиделся Заставнюк. — Ребята из «Локомотива» вернулись со сборов на Кипре, приперли с утра целый ящик. Жуйте, говорят, Савелий Ильич, полезно для сердца и повышает потенцию. — Он нарезал на толстые ломти два фрукта и протянул по куску «молодежи». — Может, выпили бы свой чай на брудершафт, перешли бы на «ты»?..

Брусникина демонстративно надула губы. Ну и слава богу, подумал Гордеев и уткнулся носом в папку с резюме. Смысл текста доходил слабо, хотелось еще что-нибудь эдакое высказать дамочке, оставить за собой последнее слово раз и навсегда.

— Савелий Ильич, а по статистике гроссмейстеры часто выпадают из окон? — поинтересовалась тем временем Брусникина совершенно невинным тоном.

— Крайне редко. Если честно… — старик задумчиво поскреб затылок. — Так, навскидку, могу вспомнить только одно имя. Лембит Олль — эстонский шахматист, гроссмейстер, достаточно известный, едва ли не самый знаменитый из эстонцев. Ну, после Пауля Кереса, разумеется, тот еще с Ботвинником бился. Впрочем, неважно… этот Олль погиб года четыре назад. Тоже выбросился из окна, правда, своей квартиры. Было ему тридцать три, но он до того несколько лет лечился именно по психиатрической части, сидел на антидепрессантах.