Книга Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман - Егор Чекрыгин

А когда приходится идти в бой, зная, что каждое мгновение может стать для тебя последним. А чтобы не стало, ты должен сам забирать чужие жизни… И ты идешь, и ты забираешь. И тебя трясет то от ярости, то от страха, мозг переключается в режим работы дикого зверя, и ты рвешь и кромсаешь, вопя от ужаса и восторга, опьянев от запахов крови и переизбытка адреналина в крови, не соображая, что делаешь. Даже само неизменное Время в такие моменты рвется на скрученные и измятые куски, иные краткие секунды протекают долго и мучительно, а потом целые куски твоей жизни пролетают мгновенно, так и не отложившись в памяти…

И не рассказывайте мне, что кому-то не бывает страшно. Страх в глазах я видел даже у Лга’нхи, а уж отморозка похлеще его мне видеть не приходилось. Тогда, после боя с Анаксаем он, конечно, пытался не подавать виду, но я его раны зашивал и перебинтовывал, так что нервную дрожь в теле и страх в глазах разглядел. Он ведь тоже не железный и тоже жить хочет, как и все мы.

После такого уже не до романсов и не до веселых пирушек. Бухают после такого вояки по-страшному, только чтобы забыться, натужным весельем лишний раз пытаясь убедить себя, что остались живы. А подвернувшейся в такие моменты под руку бабе на романсы лучше не рассчитывать.

Но в тех боях есть хотя бы шанс выжить, и эта маленькая надежда, спрятавшись под спудом всей этой дикой жути, все-таки удерживает твой разум на тонкой ниточке, не давая ему навечно удрать из взбесившегося тела.

А в той заварухе, что только что была у меня, шансов выжить не было никаких. И я это четко знал, потому что странствия с Лга’нхи меня уже научили видеть реальность. И я точно помню, что, когда дрался с аиотееком, голова моя была холодна и спокойна, как у человека, уже перешедшего Кромку и лишь пытающегося взять за свою жизнь цену подороже.

Сегодня я должен был умереть, и даже мой божок, помогающий дуракам, был тут бессилен. Однако вот выжил. Но особой радости по этому поводу пока еще не чувствовал. Видно, мой организм, уже уверенно настроившийся на смерть, пока еще этого не осознал и пребывал в каком-то тумане.

Так что я тупил, пока меня выгоняли из рощи и гнали куда-то по степи. Тупил, и когда мы встретили остальной отряд и меня определи под надзор одной из оикия. А потом шагал еще почти полдня по степи, даже тупо не пытаясь понять, в какую сторону идем.

И лишь когда отряд подошел к небольшой речушке и начал ставить лагерь, дикая жажда смогла достучаться до моего сознания, и я полез в воду и хлебал ее, как один знакомый мне верблюд.

Потом меня смогли наконец выгнать из воды и пинками погнали на работы. Понятно. Пленный ты там или нет, а свою миску баланды отрабатывать должен! Так что изволь подключаться к процессу и делать все, что тебе приказывают… Ну я и делал, не пытаясь особо рыпаться, за что и получил плошку с кашей. (Вполне, кстати, приличной на вкус.)

А после ужина меня потащили на новый допрос. Поставили возле костра, вокруг которого расположились чуть больше десятка аиотееков, судя по богатым одеждам и наглым мордам, все сплошь оуоо. В качестве переводчиков позвали ребят видом попроще, оикия.

Все они по очереди старались меня разговорить… А я прислушивался и старался собрать побольше информации, пытаясь понять, кто же они такие, мои новые приятели? Парочка языков была мне совсем неведома и больше походила на язык самих аиотееков, чем на знакомые мне версии языка степняков, горцев и прибрежников. Да и люди, их задававшие, были черноволосыми и коренастыми, вроде самих аиотееков. Следовательно, верблюжатники не единый народ, а некое сборище народов вроде моих ирокезов.

Потом уже пошли куда более знакомые версии языка прибрежников. Их я понимал нормально, но для того, чтобы не показать вида, напевал мысленно разные песенки, стараясь выбирать те, в которых слов почти не помню, или повторял таблицу умножения. Шаман я в конце-то концов или нет?

Наконец в качестве переводчика вызвали типичного степняка. Хотя по логике, видя мою шрамированную морду, с него-то и надо было начинать. Впрочем, я не критикую.

К тому времени я уже принял решение, что надо идти на контакт со своими поработителями и душителями свободы, потому как смысла изображать из себя партизана больше не видел.

– Да. Я понимать… Плохо говорить. Но понимать. Видеть таких, как ты, раньше… Мы меняться с ними облигациями госзайма и конфетными фантиками. На каком языке сейчас говорил? Глупый вопрос, конечно же, на языке людей! А как называется мой народ? (Чуть было не ляпнул «ирокезы», но потом, проведя по нашлепке по темечку, внезапно обрел вдохновение, зачем что-то сочинять, если можно взять уже хорошо сочиненную и проработанную легенду?) Мы великое племя хохлов! Мы на земле единственные настоящие люди, а все остальные – нет. Мы придумали ходить на двух ногах, носить одежду и дышать воздухом. Наш первопредок Великий Укр спустился прямо с неба, с трезубцем в одной руке и шматком сала в другой. Разбил подвернувшийся под ноги трипольский горшок и из его обломков создал великий народ хохлов.

Где находится мой народ? Там, далеко-далеко на севере. (Во-во, валите туда, а не к моим ирокезам.) У нас много-много богатых и сильных городов: Муходрищенск, Крыжополь и Краснопердянск. Мы выращиваем котлеты по-киевски прямо на грядках, снимая по восемь урожаев в год. А наши стада мамонтов тучны и обильны. (Это вроде свиньи, только раз в сто больше.) И, короче, все нам завидуют, потому что у нас текут молочные реки в кисельных берегах, а на тех берегах лежит бронза прямо в слитках и ценных изделиях, а специально обученные муравьи таскают нам драгоценные камни прямо на дом. Окружают нас сплошь хилые и убогие племена песиголовцев и прочих задохликов, которые и не люди вовсе, поэтому нам толком даже воевать ни с кем не приходится, потому и войска у нас нет. Так, выйдем, палками разгоним обнаглевших полузверушек, пытающихся понадкусывать плоды земли нашей… И возвращаемся к себе лопать сало, пить горилку и трахаться с нашими самыми красивыми на свете женщинами… А где находится моя земля, я вам не скажу, а только идти к ней надо прямо отсюда и на север, никуда-никуда не сворачивая, пока не упретесь.

Глава 4

– Ну, дорогой мой друг. Зачем же горячиться и отвлекать внимание Царя Царей Улота такими мелочами?

– Ни фига себе мелочи, уважаемый Доктой. Да ты когда-нибудь в своей жизни видел такую гору мяса в одном месте? Половина Улота будет лопать эту гору ползимы, если, конечно, нам удастся сохранить мясо, а не сгноить его по твоей милости. Ишь ты, нашел мелочь однако! Обязательно расскажу дедушке моей названной сестры, как ты блюдешь тут его интересы.

– Ну, Шаман Дебил… Прости. Великий Шаман Дебил. Ты же и сам тут все хорошо устроил. У меня лучше бы не получилось. А в благодарность за твои труды и из уважения к тебе лично я с радостью передам тебе в дар бронзовые котелок и треножник…

– Бронзовые котелок и треножник? Спасибо. Очень дорогой подарок. Только ведь если Великий Леокай узнает, сколько мяса сожрали присланные им люди, пока ты, вместо того чтобы первым прийти сюда, предпочел с удобствами ехать в телеге… Не обвинит ли он в этих потерях меня? Котелок и треножник – вещь, конечно, очень хорошая. Но не стоят они того чтобы навлекать на себя гнев самого Царя Царей Леокая!