Книга Боярышня Дуняша 2 - Юлия Викторовна Меллер

непростой и никак не ладилась. То подол в воду сползал, то тяжёлое корытце выскальзывало, то спину заломило.

— Да где же моё золото? — упарившись, воскликнула Дуня, шлёпая деревянным корытцем по воде.

— Какое золото? — услышала она голос деда и резко обернулась.

— Деда-а-а-а! — схватившись за сердце, воскликнула она. — Ну нельзя же так пугать!

— А ты пошто по сторонам не смотришь? И о каком золоте идёт речь?

— Да я вот подумала, — Дуня описала руками резкий и быстрый процесс размышлений, приведший её к воде, но сдувшись, выдала только конец всей цепочки действий: — …а вдруг?

Еремей усмехнулся. Ему как доложили, что его внучка уже час воду в речке в корытце набирает и трясёт, так он сам побежал посмотреть. А она, оказывается, золото моет! Неужто ей старый хрен Веденей, пусть земля ему будет пухом, рассказал, как ребёнком с отцом к Рифейским горам ходил и золото в реке собирал? Еле ноги унёс оттуда, а его отец там остался со стрелой в груди.

— Ну и чего? Нашла?

Дуняша огорчённо помотала головой и побрела к бережку.

— Деда, может нам воду продавать?

Еремей поперхнулся.

— Это как?

— Ну-у, наберем в кувшины, запечатаем и на рынок отвезем. Скажем, что вода у нас зело полезная, насыщает тело влагой, — неуверенно предложила она.

— Не купят, — пряча улыбку, ответил ей Еремей. — Подумай ещё.

— Я уж всю голову себе сломала. Кстати, тебе есть на что шерсть для Митькиных валенок покупать?

— Князь жалование исправно платит, — со вздохом произнёс он.

— Ну вот, будут у нас на продажу валенки, деревянная… — тут Дуня на миг замолчала и бодро продолжила: — …московская игрушка, а ещё валяные игрушечки. Игуменья Анастасия заказала десять полных телег гранитных брусков и обещала заплатить за них сто рублей. Мне пришлось уступить в цене, но бабушка нам ещё продуктов даст… точнее, яблок.

— Сто рубликов хорошо, — оживился Еремей, — только вряд ли наши лошадки потянут полную телегу камней, но заказ хороший! А зачем нам столько яблок?

— Ей их девать некуда, — вздохнула Дуня, вспомнив переработку яблок летних сортов на пастилу, кувшины со сброженным соком и просто сушёные яблочки. А вскоре в монастырском саду поспеют поздние сорта яблонь, которые некому перерабатывать.

— Точно ли заплатит нам игуменья за брусчатку? — засомневался Еремей. — Я читал её грамотку, но не верится мне что-то…

— Она на перьях для письма уже трижды отбила эту покупку, — фыркнула Дуня. — Знаешь, сколько она брала с князей за серебряные перья? Так вот, лучше не знать, чтобы спать спокойно!

— Настя всегда хваткой была, — одобрительно кивнул боярин. — Тебя хвалила.

— Угу.

— Пишет, что ты красиво трапезную расписала.

— Можно и так сказать, — вяло согласилась девочка.

— О её монастыре сейчас все только и говорят, — обронил Еремей. — Долги многим простила…

Дуня безразлично пожала плечиками<strong>…</strong> и вдруг дед ухватил её за тонкую косичку и притянул к себе:

— Твоих рук дело? — рыкнул он.

— А чё сразу я? — начала изворачиваться Дуня.

— А то! Не успела вернуться, всё вверх дном поставила! Дом полон чужих людей, лес раздала, на зверя охоту открыла!

— Деда-а-а! Так я ж для нас стараюсь! Разбегутся все<strong> —</strong> и что делать будем?

— Ну не на шею же себе садить? — возмутился Еремей, отпуская внучку.

— Я же как лучше… чтобы все вместе, как взяли да заработали!

— Вот работой своей они и оплатят аренду инструмента, бревна на избы, еду и проживание.

— Надо хоть малым заработком поманить, — не согласилась она. — А то неинтересно будет работать.

— Тьфу! Ну что ты будешь делать! Это в тебе кровь моей дорогой тещи просыпается! Всё добро нищим раздала, когда думала, что помрёт, а ей травки попить дали и выжила. Всех пережила, жалельщица сирых и убогих!

— Ну, деда! Я не такая!

— А не подумала, на что мне с новыми боевыми ряд заключать чтобы твоих дармоедов защищать? На что воинскую справу им покупать?

— Деда, я что-нибудь придумаю.

— Эх, маленькая моя разумница! Тебя князь к себе в гости ждёт, — огорошил её Еремей.

— Ой! Деда, я же ничего не… или он старое помянуть мне хочет, так я же…

— Про Ярославну забудь. Тебя никто не винит. Это княгине ты не по нраву была, а князь хорошо к тебе относится.

— Точно?

— Послушай меня, Евдокия. Иван Васильевичу сейчас тяжело. Вокруг враги, а теперь ещё братья против него пошли, но это только с одной стороны.

— А с другой?

— У него теперь развязаны руки, и когда мы наберемся сил, то земли братьев по праву заберем себе.

Дуня удивлённо посмотрела на деда. Как ловко у него получилось с этим «мы»! Никак, князь приблизил его к себе? В верности отца Иван Васильевич давно не сомневался, а вот дед всегда был человеком Кошкина.

— А зачем я князю? — неуверенно спросила она.

— Хочет поближе познакомиться, — навел туману дед, — узнать, как ты умудрилась придумать перья для письма ковать.

— Деда, да разве я могу знать, как чего-либо придумываю?

— Да уж, раньше я думал, что твои шатающиеся зубы были предвестниками идей, а теперь даже и не знаю.

— Шутишь?

— Да куда уж мне! Все за тобой присматривают, а проворонили, как ты пошла золото мыть! Это ж надо такое придумать?

Дуня отряхнула ноги от высохшего песка и взяв деревянное корытце, важно известила дедушку, что идёт домой.

— Ну идём, — согласился Еремей и поднявшись с камня, потихоньку пошёл следом. По дороге они встретили груженую шкурами телегу.

— Кто таков? — грозно спросил боярин у чернявого возницы.

Тот шустро соскочил и поклонившись, начал говорить и показывать:

— Вот, лосиные шкуры везу. Говорят, что иноземцы в городе деньгами за них платят.

— В Москве?

— Ага.

— Не слышал. Разве что в Новгороде, но больно далече. К тому же там всю торговлю свои люди держат и тебе хорошую