Книга Философские основы зарубежных направлений в языкознании - Владимир Зиновьевич Панфилов

участков. Как правило, наблюдается замена недостающих грамматических средств лексическими средствами. Так, отсутствие категории глагольного вида в немецком языке не означает, что в этом языке вообще не выражается характер протекания действия во времени (значение аспекта)[80], т.е. то, что в других языках, например в русском (совершенность и несовершенность действия), в нивхском (законченность, многократность, обычность, длительность действия)[81], в корякском (многократность и однократность, длительность и мгновенность, интенсивность и неполнота проявления действия)[82], передается при помощи видовых форм глагола. В немецком языке аспектуальность выражается с помощью лексических средств: завершенность действия – с помощью глаголов enden, aufhören ʽкончитьʼ, ʽперестатьʼ, обычность действия – глаголом pflegen ʽиметь обыкновениеʼ, длительность – наречием lange ʽдолгоʼ, мгновенность – наречиями plötzlich ʽвдругʼ, auf einmal ʽвнезапноʼ, многократность действия – наречиями oft ʽчастоʼ, manchmal ʽиногдаʼ, regelmäßig ʽрегулярноʼ и т.д.

Кстати, не следует преувеличивать познавательную роль грамматической семантики. Грамматические значения, разумеется, необходимы для языка, без них невозможно соединение лексических значений в предложениях и словосочетаниях, но для глубины познания явлений объективного мира, для концентрации внимания на них необходимо их отражение в лексическом значении или сочетании лексических значений. Например, научные понятия пространства, времени и причины раскрываются не через грамматические (синтаксические) значения придаточных места, времени и причины или локальных, временных и причинных предложных конструкций, а в основном при помощи слов (ср. русск. пространство, время, причина). Грамматические значения выполняют строевую роль в семантической структуре языковых построений, и в этом состоит их основное назначение.

Однако не любое идеальное содержание, обусловливаемое практической деятельностью людей и процессом познания, может быть выражено средствами закрепленной системы языка, какой бы развитой и богатой она ни была. В общем и целом выразительные возможности системы любого языка весьма ограниченны, но это не является препятствием для бесконечно развивающейся познавательной деятельности людей и быстро прогрессирующей практики, потому что познание, стимулируемое задачами, которые ставит перед человеком практика, и получающее благодаря успехам практики новые возможности проникновения в природу вещей, осуществляется не на базе закрепленной системы языка, а на базе бесконечно многообразной, гибкой и подвижной речи, лишь использующей средства языковой системы и создающей из ее единиц, благодаря безграничной возможности комбинирования, любое нужное количество новых единиц для удовлетворения потребностей познания и практической деятельности[83]. Основная ошибка неогумбольдтианцев состоит как раз в том, что они не замечают этой исключительно важной истины.

Получаемые неогумбольдтианцами некоторые положительные результаты касаются лишь отдельных сторон языка (закрепленной системы и отдельных ее компонентов), а не языковой деятельности в целом. Эти односторонние результаты могут достигаться при помощи анализа и сравнения, которые закономерны и необходимы на своем месте. Когда же исследователи с помощью приемов, достаточных для изучения отдельных сторон объекта, пытаются постигнуть весь объект, результаты оказываются ложными: происходит необоснованное распространение на объект в целом свойств, присущих только отдельным его сторонам. Именно такая ошибочная методика не позволяет представителям неогумбольдтианства установить подлинную роль языка в познании и общественной жизни людей.

Содержание семантической сферы закрепленной системы языка фиксирует лишь некоторые итоги познавательной деятельности народа, говорящего на данном языке, причем эти итоги в какой-то части, особенно в области грамматической семантики, могут относиться к довольно отдаленному прошлому, хотя лексика успевает зафиксировать и недавние результаты познавательной деятельности. Язык дает множество примеров, свидетельствующих о роли практических интересов и реальных условий жизни людей в направленности их познания на определенные факты объективной действительности, что находит прямое отражение в итогах познавательной деятельности людей, – итогах, зафиксированных в семантической сфере языковой системы. Таким является рассмотренный выше пример с множеством наименований для различных видов снега у эскимосов, живущих постоянно среди снегов и крайне заинтересованных в точном знании всех разновидностей снега. У индоевропейских народов есть лишь одно общее название снега, поскольку его многочисленные разновидности для большинства людей, говорящих на индоевропейских языках, какого-либо серьезного практического интереса не представляют[84]. Обобщение фактического материала, собранного Ф.Н. Шемякиным и Е.Д. Любимовой, позволяет сделать вывод, что количество названий цветов, а также их распределение по различным частям спектра в различных языках зависит прежде всего от практической заинтересованности в различении цветов, от частоты, с которой тот или иной цвет встречается в окружающем мире[85].

Если разделить все цвета на три группы (ахроматические, красно-желтые и зелено-синие), то окажется, что в русском, немецком, английском и французском языках названий для хроматических цветов больше, чем для ахроматических, а для красно-желтой группы больше, чем для зелено-синей, в ненецком же языке названия распределены по всем этим группам равномерно. Сравнительно высокий уровень развития в ненецком языке названий для ахроматических и зелено-синих цветов можно объяснить практической значимостью различения соответствующих окрасок в условиях жизни на Крайнем Севере.

Б. Спенсер и Ф. Гиллен, стремясь выявить причину отсутствия в языке австралийского племени аранта специального слова для наименования синего цвета, обнаруживают, что в окружающей людей этого племени природе, за исключением неба, нет синего цвета. Слово, обозначающее желтый или зеленый цвет, может быть использовано людьми племени аранта также для обозначения синего[86].

В. Риверс, отмечая отсутствие в языке туземного населения острова Муррей в Торресовом проливе особого названия для синего цвета, объясняет это малой практической значимостью синего цвета для жителей этого острова[87].

Связь процесса познания и его зафиксированных в семантической стороне языковой системы результатов с практикой и условиями жизни людей позволяет объяснить семантические расхождения между закрепленными системами различных языков. В период, когда формировались системы современных языков, народы, носители этих языков, были в большей или меньшей степени изолированы друг от друга. Это определяло большую или меньшую специфичность условий их жизни, их практических интересов, что обусловило большую или меньшую степень своеобразия семантической сферы в закрепленной системе каждого из языков. Чем больше укрепляются связи между народами, чем больше нивелируются различия в их практической деятельности и условиях жизни, тем большее единство приобретают их познавательные интересы, тем большую роль начинает играть процесс преодоления семантических расхождений между системами языков в речи.

Разумеется, снятие этих расхождений в речевом процессе всегда имело большое значение при торговом, культурном и ином обмене между народами, говорящими на разных языках.

С развитием общественной жизни людей семантические сферы всех закрепленных языковых систем, несмотря на их постепенное изменение и обогащение под влиянием речи, все больше отстают от практических и познавательных потребностей человека, которые все в большей степени начинают удовлетворяться за счет семантических единиц, создаваемых в речевом процессе. Благодаря речи уравниваются познавательные возможности людей, пользующихся разными языками, поскольку речь снимает все ограничения в выражении мыслей, обусловленные конечным набором семантических единиц,