Книга Династия Цин. Закат Китайской империи - Чан Лун

каймой). Став правителем, он взял себе оба желтых «знамени», бывшие наиболее боеспособными подразделениями маньчжурской армии, своего рода императорской гвардией. Впоследствии к двум этим «знаменам» добавилось синее «знамя», полученное от Мангултая. Два желтых и одно синее «знамя» составили Три высшие «знамени» династии Цин.

Несмотря на все человеколюбие Хунтайцзи, воевать ему приходилось часто и не только с империей Мин, но и с оставшимися непокоренными чжурчжэньскими племенами, и с монголами, среди которых выделялся Лигдэн-хан, правитель Чахарского ханства. Будучи членом юаньского дома, Лигдэн-хан не мог покориться маньчжурскому правителю, напротив – он провозгласил себя ханом всех монголов и заключил антиманьчжурский союз с империей Мин (это было еще при Нурхаци). Хан был «крепким орешком», который Хунтайцзи удалось разгрызть лишь в 1634 году, но эта игра определенно стоила свеч по двум причинам. Во-первых, присоединение Чахарского ханства положило конец монгольскому сопротивлению, а, во-вторых, как уже было сказано выше, Хунтайцзи досталась государственная печать династии Юань, хранившаяся у Лигдэн-хана в качестве священной реликвии. Политическое значение печати заключалось в том, что ее обретение маньчжурами можно было расценивать, как знамение Неба, как свидетельство передачи Небесного мандата династии Цин. «С древних времен правители, получившие Небесный мандат, непременно должны были получить знамения, подтверждающие это, – писал китайский военачальник Кун Юдэ, состоявший на службе у маньчжуров. – В древности, во времена Вэнь-вана, фениксы запели на горе Цишань[49]. В наши дни император получил печать, переходящую от династии к династии, и оба этих знамения можно считать схожими».

После обретения печати пора было провозглашать основание новой империи, что и произошло в 1636 году с соблюдением положенных традиций: с просьбой о провозглашении к Хунтайцзи обратились представители маньчжурской, китайской и монгольской знати, собравшиеся в Мукдене на совет – курултай[50]. Девиз правления Тяньцун был заменен на Чундэ («Накопленная благодать»), что полностью соответствовало реальности – накопленная благодать – дэ позволила Хунтайцзи основать Империю. Это деяние стало его главной исторической заслугой и большим подспорьем в деле завоевания Китая.

В чем тут суть?

Прежде всего в том, что маньчжурские правители провозгласили себя такими же равноправными претендентами на правление Поднебесной, что и династия Мин. Раз уж Небесный мандат получен, то о чем еще можно говорить?

Равноправие предусматривает вмешательство во внутренние дела под предлогом помощи. Завоевание Мин можно было подать в качестве помощи по прекращению смуты и установлению спокойствия. Последнему минскому императору Чунчжэню такая «помощь» была не нужна, но для его подданных в первую очередь имело значение спокойствие, а не то, кто именно восседает на императорском престоле. Поэтому китайцы охотно переходили на сторону маньчжуров, особенно с учетом того, что те относились к ним благожелательно. Важную роль в этом процессе сыграло принятие маньчжурами традиционных для китайцев конфуцианских ценностей, которому весьма способствовал Хунтайцзи. Конфуцианство с его основополагающим принципом доброго правления «правитель да будет правителем, подданный – подданным, отец – отцом, а сын – сыном», можно считать идеальной основой для любого правления. Вдобавок конфуцианские этические нормы, согласно которым высшим законом людских взаимоотношений является гуманность и человеколюбие, располагают к сотрудничеству власти и подданных, иначе говоря – к установлению стабильного спокойствия. Маньчжуры не завоевали Китай, а установили в нем спокойствие – чувствуете разницу? Кстати говоря, переводить классические конфуцианские трактаты на маньчжурский язык начали еще при Нурхаци, но дело делалось не быстро и закончилось оно уже при Хунтайцзи и вошло в его актив.

«Управляйте народом с достоинством, и люди будут почтительны, – учил Конфуций. – Относитесь к народу с добротой, и люди станут трудиться с усердием. Возвышайте добродетельных и наставляйте неученых, и люди будут доверять вам». Примерно так и старался поступать Хунтайцзи…

У нас вырисовывается образ идеального совершенномудрого правителя, но, как известно, идеальных людей не существует – у всех есть какие-то недостатки. Имелись они и у основателя империи Цин. Главным недостатком, который выправила реальность, было сомнение в своих силах. Изначально Хунтайцзи не собирался сокрушать империю Мин, а хотел заключить с ней сделку по принципу «завоеванное в обмен на признание вассалитета». Но император Чунчжэнь, а точнее – его сановники, отказался от сделки с «варварами», которая могла бы продлить дни династии Мин. В свое время союз на подобных условиях был заключен между государством Цзинь и империей Сун, но ничего хорошего для Сун из этого не вышло – Южной Сун в союзе с монголами пришлось сокрушить Цзинь, чтобы ликвидировать этот перманентный очаг беспокойства. Той же тактики придерживался и император Чунчжэнь, только вот сил для осуществления своих намерений у него недоставало. Перед лицом обстоятельств Хунтайцзи был вынужден изменить свои первоначальные намерения и сделать ставку на сокрушение Мин. Впрочем, нельзя исключить и того, что его готовность признать себя минским вассалом была не чем иным, как попыткой выиграть время ради накопления сил для последнего решающего удара, так что больше пяти баллов мы с него снимать за это не станем, и Хунтайцзи получит одинаковую оценку со своим отцом – девяносто пять баллов. Как говорили в древности: «До совершенства рукой подать, но все же оно недостижимо». Это к тому, что сто баллов не получит ни один из героев нашего повествования, и простите автору раннее раскрытие этой интриги, он искренне не хотел разочаровывать своих дорогих читателей, но так уж сложилось.

Исконная чжурчжэньско-маньчжурская религия представляла собой разновидность шаманизма – шаманы-посредники общались с богами и передавали их волю людям. Во главе пантеона богов стоял Абка Эндури – Бог Неба, также называемый Абка Ханом («Небесным Ханом») или Абка Амой («Небесным Отцом»). Не отвергая своих традиционных ритуалов, Хунтайцзи проявлял большое внимание к конфуцианству, на которое опиралась вся китайская культура, а также и к даосизму, который интересовал маньчжуров скорее как философское учение о Пути-дао, нежели как совокупность духовных практик. К буддизму, который пытались навязать маньчжурам монголы, видевшие в империи Цин преемницу империи Юань, Хунтайцзи и все его преемники относились крайне прохладно, если не сказать отрицательно. Маньчжурские правители в самом начале великих свершений избрали для себя китайскую модель общества и строго следовали этому пути. Что же касается преемственности, то в узком смысле империя Цин была преемницей чжурчжэньского государства Цзинь, а в широком – преемницей Мин, которой она наследовала. Быть преемницей Мин означало быть преемницей всех исконно китайских правящих династий, а не одной лишь чужеземной династии Юань, оставившей после себя недобрую славу. В отношениях с монголами маньчжурские правители соблюдали определенную дистанцию, к тому же «неупорядоченный» буддизм сильно проигрывал в сравнении с «упорядоченным» конфуцианством. Правда, с учетом того, что буддизм был популярен на Тибете, а также – у корейцев, к покорению которых Хунтайцзи приступил в начале 1627