Книга Неизведанные земли. Колумб - Фелипе Фернандес-Арместо

том, что знания, к которым Колумб обращался с 1498 года, были уже полностью известны до 1492-го, крайне опрометчиво. Например, теория, приписываемая Птолемеем Марину Тирскому, о том, что евразийская суша простирается более чем на 225° по поверхности земного шара, обычно считалась частью первоначального интеллектуального багажа Колумба. Было бы удобнее думать так, потому что это помогло бы объяснить, почему Колумб, по всей видимости, считал, что размеры Атлантического океана невелики, но он никогда не упоминал Марина Тирского[90] до тех пор, пока не провел серию соответствующих экспериментов, начиная с Западной Эспаньолы в 1494 году, в попытке вычислить размер океана в градусах[91]. У него наличествовала в библиотеке Historia Naturalis Плиния[92], довольно сильно испещренная замечаниями, на которую он ссылался в связи с идентификацией мастикового дерева в 1492 году. Но заметка на полях этой книги по поводу Эспаньолы показывает, что он продолжал обращаться к ней и после той даты, и в 1498 году Плиний еще раз был упомянут Колумбом в ходе изложения космографической теории. И снова поводом послужила необходимость рассмотрения эмпирических данных, которые, по мнению Колумба, ставили под сомнение взгляды Плиния на шарообразность Земли[93]. Из сохранившихся сведений мы знаем, что Колумб продолжал приобретать книги по крайней мере до 1496 года, когда были изданы приобретенные им Philosophia Naturalis Альберта Великого[94] и Almanach Perpetuum Авраама Закуто[95]. В том же году он послал в Англию за книгой Марко Поло[96]. Основная литература, ссылки на которую можно найти в его трудах, могла быть прочитана им во время вынужденного безделья в Испании в 1496–1498 и 1500–1502 годах, что ясно видно в работах, относящихся к этим периодам или сразу после них. Почти на каждом заметном этапе его жизненного пути, начиная с 1480-х годов, практический опыт и изучение письменных источников знаний, по-видимому, благотворно влияли друг на друга, но нельзя сказать, что какое-то одно из них было главным для его интеллектуального развития. Мы также не можем утверждать, что он обращался к письменным источникам, чтобы подтвердить идеи, подсказанные опытом, или что его успехи в области навигации в Атлантике были достигнуты благодаря применению научных теорий. Доля истины, вероятно, заключается в каждой из этих точек зрения.

Для приобретения практического опыта требуется много времени, эрудиция не приобретается самоучкой легко и быстро. Время меняет «береговую линию» любой совокупности идей, вызывая эрозию в одних областях и накопление почвы в других. Не стоит обманываться репутацией Колумба как упрямца с непоколебимой верой в себя и считать, что он был неспособен изменить свое мнение. Он мог уточнять и даже менять свои идеи, и не следует забывать, что в течение шести или семи лет при испанском дворе он фактически занимал должность профессионального лоббиста, которому необходимо менять изложение своих взглядов при обращении к различным возможным покровителям или посредникам. Сам Колумб не осознавал свою изменчивость: избирательная память и тенденциозное изложение помогали ему представлять собственное интеллектуальное становление быстрым и удачным процессом. Он позаимствовал эту модель из житийной литературы, в соответствии с которой, «несомненно рукой Господа»[97], ему явилась ранее бывшая туманной истина, и впоследствии Колумб никогда не переставал отстаивать этот образ. И все же – если заменить житийный образ классическим – такой замысел, как у Колумба, обычно не исходит из головы во всеоружии, как Афина из головы Зевса. Основной проект пересечения Атлантики и географические идеи, лежащие в его основе, скорее всего, возникали медленно и созревали постепенно. Трансатлантический проект мог быть представлен различными способами – как поиск новых островов, плавание в Азию, открытие нового континента – и быть связан с множеством возможных целей. К этому можно было бы добавить более отдаленный «великий замысел» – зайти в тыл исламу и отвоевать Иерусалим, замысел, который Колумб начал отстаивать еще до 1492 года и к которому периодически возвращался, развивая его с течением времени во все более эсхатологических[98] терминах, что придавало проекту все более утопический характер[99]. Не оценив потенциала изменений и развития, заложенного в идеях Колумба, невозможно правильно рассказать о них. Их также нельзя понять, приняв его представление о себе как об исключительной фигуре, уникально одаренной божественными прозрениями. Его географические представления не являлись неизменными, это полностью соответствовало духу времени. Прежде чем подробно рассматривать интеллектуальные влияния, которым он подвергался, будет полезно обрисовать основные представления об Атлантике, разделяемые картографами, космографами и исследователями латинского христианского мира XV века. На этом фоне план Колумба о пересечении океана кажется вполне понятным, чуть ли не предсказуемым.

В тот период просторы Атлантики оказывали сильное воздействие на воображение латинского христианского мира. Картографы дополнили свои представления об Атлантическом океане предполагаемыми землями и, начиная с 1424 года, оставляли пустые места для новых открытий. По мере того как рос интерес к этому пространству, росло и осознание перспективности его использования. Первые постоянные колонии были основаны на Канарских островах в 1402 году, а на Азорских островах в 1439-м. Темпы освоения ускорились во второй половине столетия. Был завоеван остров Гомера, а острова Флорес и Корво, острова Зеленого Мыса и Гвинейского залива были исследованы после 1450 года. Картографы, отстающие от новых открытий, не включили их в карты, а, по сути, просто не очертили ранее известные острова с идеальной точностью до 1480-х годов. Тем не менее, хотя карты медленно отражали открытия, они безусловно стимулировали их поиск: это хорошо демонстрируют как путешествия, предпринятые из Бристоля в последние годы столетия, чтобы найти некий остров «Бразилия» картографов, так и плавания португальцев на Азорские острова на поиск аналогичного изобретения, известного как «Антилия», а также те поиски, что предпринимал сам Колумб, который частично руководствовался картой с гипотетическими землями. Завоевателей Канарских островов в 1402 году заманил в океан домысел картографа о «Золотой реке». Даже на картах мира, составители которых получают желанную возможность строить догадки о Востоке, наибольшее количество новинок после тех, что были получены от Птолемея, приходится на Атлантику. Масштабы предположений, догадок и домыслов об Атлантическом океане – одна из замечательных особенностей картографии того времени. До тех пор пока путешествия Колумба не определили пределы океана, возможности открытий в Атлантике были поистине безграничны[100].

Помимо распространенного мнения, что за ней скрываются еще неоткрытые земли, две умозрительные теории об Атлантике, распространенные в то время, имели прямое отношение к проекту Колумба: теория существования Антиподов и теория узкой Атлантики. Хотя у каждой из них была длинная родословная, в обеих чувствовался авангардный дух. Обе имели отношение к одной и той же основной проблеме – размер земного шара, и обе были разработаны в ответ на нее. Величина окружности земного шара постоянно недооценивалась со времен Античности, хотя наилучшее из доступных вычислений