Книга Нечестивицы - Агустина Бастеррика

одним махом. И что в древних племенах её обучили разводить съедобных насекомых, а также что Он и она – брат и сестра. Я верю всему, кроме одного: на самом деле мне хорошо известно, что она – действительно женщина. Знаю, потому что…

Вернувшись, Сестра-Настоятельница остановилась посреди алтаря и сделала нам знак рукой. Мы встали и босиком пошли друг за дружкой, чтобы воздать почести Младшей Святой. Холодные плитки пола причиняли нам боль, похожую на ожоги. Когда подоспела моя очередь, я опустила голову, но не сильно, поскольку мне захотелось её увидеть. На ней лежали те немногие цветы, что нам удалось собрать. Большинство без запаха, с бледными, выцветшими лепестками. А она была чиста, почти красива, с перьями в волосах и в белой тунике, хотя то, что казалось гнилью и зловонием, сконцентрировалось внутри неё, поглощая каждое волокно плоти, разрушая всё подряд. Гниение раздуло её живот, но ведь избранные остаются чистыми. Неужели загрязнение вызвало ферментацию, которая так раздула ей живот? В каждом её глазу было по бумажному жуку, символу воскрешения. Это постаралась Лурдес со своей выдуманной символикой. В мёртвых руках усопшей – камень, небесный кварц, заменявший украденный у неё Священный Кристалл. Кварц голубой, прозрачный, с микроскопическими прожилками, образующими маленькую закрытую галактику, замкнутую вселенную. Я не могу объяснить себе, как Лурдес удалось найти полудрагоценный кристалл. Возвращаясь на своё место, я взглянула на неё. Она была в восторге, ибо знала: камень удивит нас, ведь именно он сделал эти похороны пока что наилучшими. Мне захотелось убить Лурдес, я почувствовала что-то вроде острой необходимости этого, но села и снова склонила голову. И успокоилась, решив, что ночью украду кварц.

В остальной части похоронной церемонии Он не участвовал.

Служанки смиренно подали нам зажжённые свечи, опустив головы, чтобы мы не были вынуждены лицезреть у них шрамы и клеймо осквернения. И чтобы мы не испытывали чувства отвращения. Шеренгой мы отправились в сторону сада и с удивлением увидели ставшее тёмно-синим неумолимое небо, на нём были огненные облака: оранжевые, медные, красноватые, со старинным оттенком красного. Ещё были розовые, а одно – чёрное. Словом, это было небо в своём совершенном виде. Мы не чувствовали ни холода, ни жары. В воздухе ощущалась полнота, интенсивность света. (Было ли это сигналом? Расцветилось ли небо, дабы объявить, что врата для приёма Младшей Святой распахнулись? Неужели природа пренебрегала своей собственной катастрофой, в которую была ввергнута?) Я почувствовала облегчение, ступив на прохладную траву. Пошевелила пальцами ног и улыбнулась, прикрыв губы.

Честь доставить Младшую Святую в Башню Безмолвия выпала восьмёрке любимиц Лурдес (её прислужницам). Её несли на столе, покрытом скатертью с вышитыми волнообразными узорами. Младшая Святая возлежала на листьях разных деревьев, и Лурдес надела на неё венец из самых красивых цветов, какие мы смогли найти. Над телом Младшей Святой запорхала бабочка. Послышались возгласы радости и восхищения красотой синих крыльев бабочки, но они умолкли, как только мы заметили, что она коснулась лапками лба мёртвой и обожгла его. Лурдес прогнала насекомое руками. Многие из нас попытались скрыть злорадство, вызванное её неудачей, ведь работа Лурдес оказалась отнюдь не идеальной. Шесть тлеющих следов от лапок не сотрёшь.

Мы медленно пошли вправо, потому что, шагая босиком, нужно проявлять осторожность. Тучи понемногу темнели, и с каждой секундой видимость уменьшалась, ибо свечи догорали. Мы держались на предписанной нам дистанции в тридцать шагов от Младшей Святой. Миновали кладбище, где похоронены монахи. Нам не нравится там появляться: некоторые говорят, что видели призраков, слышали крики в ночи и плач, похожий на мяуканье, а также звуки вроде шёпота и хрипения страдающих животных. Другие шушукаются, что духи монахов повсюду. И что ночью они замечают призраков, тени, слышат голоса в коридорах Обители Священного Братства. Мы прошли мимо Монастыря Очищения (полагаем, что он был домом монастырской стражи, и его назвали монастырём, хотя в нём нет ни колонн, ни галереи и там не прогуливаются монахи).

Достигнув Башни Безмолвия, прислужницы Лурдес открыли железную дверь и поднялись по винтовой лестнице с грузом на плечах. Я радовалась, что не вхожу в эту команду: слишком много ступенек для подъёма такой тяжести. Лурдес освещала путь свечой. Позже мы узнали (ведь Лурдес позаботилась о том, чтобы не один раз поведать о совершённом ритуале), что она открыла крышку люка в башне и проконтролировала, чтобы Младшую Святую аккуратно уложили в целости и сохранности на кости избранных. А мы оставались внизу дожидаться окончания церемонии. И услышали стрекот сверчков. Нам запрещено ходить на Сверчковую Ферму, но она была поблизости. Днём и ночью за ней следят служанки. Нам говорили, что за Сверчковой Фермой – только стена, которая окружает и защищает маленькую вселенную Священного Братства.

Покидая башню, мы не проверили, заперта ли дверь, поскольку немыслимо, чтобы кому-то взбрело в голову приблизиться к Башне Безмолвия. Дверь запирают лишь в том случае, если наказывают кого-то из нас, заслужившую остаться под открытым небом, взаперти, наедине с костями избранных и Просветлённых.

Избранные и Просветлённые должны сохранить чистоту, поэтому их нельзя хоронить. Их сущность неприкосновенна, священна. Тело Младшей Святой не подвергнется внешнему воздействию, ибо загрязнение земли не должно её затронуть. Солнце, дождь, ветер, какие-нибудь птицы, скорее всего, стервятники (если они уцелели) позаботятся о том, чтобы клетки кожи, плоть, суть рассеялись по небу, остались в вышине нетронутыми и чистыми. Как молвит Он, это одна из самых великих почестей, и только избранные и Просветлённые одарены такой привилегией.

Вот почему мятежница и бунтовщица Елена, упрямая и взбалмошная, уже в земле, ведь её тело было зоной катастрофы, ослепляющим вихрем.

Поминки проходили в молчании. От нас требовалось скорбеть из-за кончины Младшей Святой, изображать торжественность и огорчение, но в воздухе витала радость от возможности вдоволь поесть, вкусить незнакомой пищи. Мне не хотелось смотреть на Лурдес, которую я представляла себе сияющей в момент её триумфа, незаметно улыбающейся, поскольку она понимала, что для неё приближается возможность стать избранной или Просветлённой. Мы поглощали пироги с грибами, которые Сестра-Настоятельница велела испечь из сверчковой муки. Некоторые считают, что у муки сладковатый мягкий вкус, похожий на вкус сухофруктов. «Это похоже на миндаль», – уточнила Мария де лас Соледадес. Мы недоуменно уставились на неё, не понимая: как это ей довелось попробовать миндаль? И вообще, как она смеет говорить, когда у неё еще сохраняются шрамы на лице от ран, оставленных власяницей, и которые никак не исчезнут? Это следы позора. Мы все смотрели на неё с некоторым отвращением, потому что