Книга Приключения Ромена Кальбри - Гектор Анри Мало

добрый мальчик. Да, ты добрый мальчик.

Через две недели после необъяснимого исчезновения де Бигореля в Пор-Дье приехал какой-то господин де ла Беррье из Нижней Нормандии. Это был племянник де Бигореля и его единственный родственник.

Он долго расспрашивал нас о случившемся, потом нанял человек двенадцать и велел им обыскать берег. Поиски продолжались три дня. К концу третьего дня де ла Беррье прекратил поиски, сочтя их бесполезными. Очевидно, де Бигорель погиб, а его шлюпку унесло течением.

– С чего вы взяли? – кричал Суббота. – Почему вам так хочется, чтобы он погиб? Течение могло унести шлюпку, не опрокинув ее. Может быть, господин де Бигорель пристал к английским островам и завтра вернется к нам.

Видя искреннее горе Субботы, никто не возражал ему, но, вероятно, все были убеждены, что де Бигореля больше нет в живых.

На другой день де ла Беррье позвал нас, меня и Субботу, и объявил, что никто из нас не нужен ему в Пьер-Ганте, что дом он запрет, а нотариус позаботится о животных, пока их не продадут.

Суббота был так возмущен этим распоряжением, что не нашелся, что ответить. Он пробормотал что-то, а потом, обратясь ко мне, сказал:

– Собирай вещи, мы сейчас же уйдем отсюда.

Покидая остров, мы встретили по дороге де ла Беррье. Суббота подошел к нему и сказал:

– Очень может быть, что вы племянник моего господина, а потому наследник его по закону, но я уверен, что вы не можете быть хозяином этого имущества, даю вам слово честного моряка.

Мать уговорила Субботу пожить у нас, пока он устроится в деревне, но он оставался в нашем доме недолго.

Каждое утро он уходил на берег и продолжал поиски своего пропавшего хозяина. Это продолжалось недели три. Как-то вечером Суббота объявил нам, что завтра отправится на английские острова, а может быть, и в Англию.

– Потому что, как видите, море ничего не выбросило на наш берег; возможно, оно и не взяло ничего.

Матери моей очень хотелось порасспрашивать его, но он ничего не прибавил.

На прощание он сказал мне:

– Ты добрый мальчик. Заходи иногда на Пьер-Гант и приноси хоть щепоточку соли нашим коровам. Они тебя тоже любили…

Глава VI

Дядя Симон

У меня был еще один дядя, в котором кровь Кальбри, однако, совсем не сказывалась: он предпочитал морю твердую землю. Он жил в Доле, занимал должность судебного пристава, и единственной целью его жизни были деньги. Моя мать, обеспокоенная моей судьбой, когда я вернулся домой из Пьер-Ганта, написала дяде, прося у него совета. Месяц спустя он появился у нас в Пор-Дье.

– Я не ответил на ваше письмо, потому что решил сам приехать, так что незачем было тратить деньги на марку – они добываются с таким трудом! А раньше я не мог приехать потому, что ожидал случая. Я нашел рыбного торговца, которому заплатил за двенадцать лье двенадцать су. Деньги счет любят.

Из этого монолога сразу можно было понять, что мой дядя Симон был человеком экономным, и это мы вскоре испытали на себе.

Когда мать рассказала ему о нашем положении, он выслушал ее и сказал:

– Я так понял, что вы не хотите, чтобы ваш сын стал моряком, и вы правы – это собачья жизнь. Вам больше хотелось бы, чтобы он продолжал учиться, как начал у де Бигореля, но вы не рассчитываете на меня, не правда ли?

– Я и не думала просить у вас денег, – гордо ответила мать.

– Денег? Да у меня их нет! Говорят, что я богат, но это неправда: я всем должен. Я купил одно имение, и оно разорило меня.

– Мне говорили, – продолжала мать, – что за заслуги отца Ромена могут принять в гимназию на казенный счет.

– А кто будет хлопотать? Уж точно не я! У меня нет на это времени, и я не люблю затруднять влиятельных людей, поскольку их содействие может оказаться полезным мне самому. Есть способ получше. Братья Леге обещали позаботиться о мальчике. Может быть, они станут платить за его обучение в гимназии?

– Они давно забыли о своем обещании.

– Так я им напомню! – решительно сказал дядя.

Мать хотела возразить ему, но он перебил ее:

– Не нужно лишней деликатности! Вовсе не стыдно просить о том, что они обязаны сделать, поскольку обещание они дали перед всей деревней. И им должно быть стыдно, что они заставляют напоминать об этом!

Дядя Симон принадлежал к тем людям, которым трудно противостоять. Он заставил мать согласиться на его предложение, хотя ее гордость и прямодушие протестовали против такого решения.

– Поймите, – сказал он в заключение, – если я бросил свои дела, чтобы заняться вашими, то вы, по крайней мере, не мешайте мне и делайте то, что я вам советую.

Он не любил терять время даром, поэтому приступил к делу немедленно.

– Иди-ка ты к господам Леге, – обратился он ко мне, – и посмотри, сидят ли они оба у себя в конторе. Я подожду тебя на улице. Если они окажутся на месте, мы пойдем к ним. Знаю я их манеру. Если мы будем говорить с каждым из них отдельно, то первый пообещает нам все, если только брат согласится, а второй откажет нам в том, на что согласился первый. Я не поддамся на эту хитрость!

Так как оба брата оказались на месте, мы вошли, и я присутствовал при очень странной сцене, все подробности которой запечатлелись в моей памяти. Все это, должно быть, очень сильно подействовало на меня, потому что, уходя, я был красный как рак. Я чувствовал инстинктивно, что не слишком-то благородно просить у этих черствых людей платы за самопожертвование моего отца. От стыда у меня даже слезы выступили на глазах.

Выслушав откровенное предложение моего дяди, оба брата, казалось, были очень удивлены. Пока дядя говорил, они ерзали на стульях, словно сидели на иголках.

– Послать в гимназию! – изумился младший.

– В гимназию! – воскликнул старший.

Они переглянулись и уже закричали разом:

– Мы?! Братья Леге?

– Разве вы не обещали обеспечить мальчика? – спросил дядя.

– Обеспечить? Я?! – удивлялся старший.

– Обеспечить? Я?! – вторил ему младший.

– Обеспечить? Мы?! – вопили оба брата.

И тут начался странный и утомительный спор: всякий вопрос младшего брата старший повторял теми же словами, только тон крика все повышался и повышался. Один кричал, другой вопил еще хлеще, но это нисколько не смущало дядю и, когда братья воскликнули разом: «Мы делаем больше, чем обещали, мы даем работу его матери», – на губах дяди Симона заиграла ироническая