Книга Поцелуй феи - Чингиз Абдуллаев

Во второй раз все прошло проще и гораздо страшнее. На этотраз Аркадий был немногословен. Он просто показал ей фотографию. У неизвестногобыла характерная кавказская внешность, пышные густые усы, темные брови,большие, слегка навыкате глаза.

— Твой клиент, — сообщил Аркадий, — нужно будет убрать егозавтра, когда он поедет в прокуратуру давать показания. Только ошибиться никакнельзя. И стрелять нужно дважды. Дважды! Ты меня поняла? На нем может бытьпуленепробиваемый жилет, поэтому стреляй лучше в голову.

— Я все поняла. — Ей было неприятно разговаривать сАркадием, который рассуждал об убийстве человека, как мясник обсуждает вопросыразделки туши.

— Завтра утром. И учти, что у него большая охрана. Оченьподготовленные ребята. Могут тебя запросто подстрелить, если ты замешкаешьсяхотя бы на минуту. Как только выстрелишь — сразу уходи. Бросай винтовку иуходи. Ты меня поняла? Бросай и уходи. Сразу, чтобы тебя не засекли. Никакихдокументов с собой не бери, ничего лишнего. Обязательно проверь карманы, чтобыне было никаких бумажек, платочков, разных там сережек. Ты на работе, а не накарнавале. Все ясно?

— Какой гонорар? — спросила она.

— Двадцать пять тысяч. — Он пожал плечами. — Там, в Лондоне,был большой гонорар, а здесь за этого черномазого больше никто не даст.

— Нет, — решительно сказала она, — меня эта сумма неустраивает. Мне нужно пятьдесят. И не меньше.

— Чокнулась совсем? Ты еще будешь торговаться.

— Я не согласна. — И повернулась, чтобы уйти.

— Подожди. Вот ведь ненормальная навязалась на мою голову.Черт с тобой — тридцать тысяч.

— Я была чемпионкой мира, — сказала она, глядя в глазаАркадию. — Если вы не понимаете, то нам не о чем разговаривать. Пятьдесят тысячбудет моей обычной ставкой. И только в одном случае я, пожалуй, соглашусьсбавить цену наполовину.

— В каком? — быстро спросил он.

— Когда мне «закажут» вас, — с ненавистью произнесла она.

— Не надейся, — усмехнулся Аркадий. — А ты молодец, хорошобрыкаешься. Ладно. Пусть будет по-твоему. Только сделай все чисто.

На следующее утро она ждала в условленном месте, устроившисьнапротив дома, где жил Кавказец, как она называла его про себя. Он вышел всопровождении целой кучи телохранителей. Она подняла винтовку, готоваявыстрелить. Но в этот момент следом за всеми выбежал маленький сын Кавказца.Тот легко подхватил его на руки, поцеловал, улыбаясь, что-то сказал охранникам.Она опустила винтовку.

— Господи, — выдохнула Катя. — Господи, за что мне такиемуки?

Он держал сына на руках и о чем-то говорил. Охранникирасступились, и его широкая спина была отличной, сверхотличной мишенью. Нострелять в тот момент, когда он держал на руках своего сына, она не могла. Немогла и не хотела.

— Господи, — запричитала она, — почему я такая идиотка?

Она начала беззвучно плакать, как обычно плакала в оченьредких случаях. Кавказец передал сына одному из телохранителей и стал что-тоговорить, радостно показывая на соседний дом. Она опустила винтовку. Ребеноквосторженно смотрел на отца. Она вспомнила о своем сыне и застонала ещесильнее.

«Сегодня, — помнила она категорический приказ Аркадия, —обязательно сегодня».

Телохранители стояли, немного расслабившись. Ничего вроде непредвещало беды. Хозяин должен был сесть в свой «шестисотый» «Мерседес». За нимобычно ехали два джипа с охраной. Кавказец достал телефон — очевидно, емукто-то позвонил, отсюда не было слышно. Она продолжала плакать, глядя настоявшую перед ней такую удобную мишень. Ребенка наконец унесли в дом.

«Я буду гореть в аду», — подумала она о себе, и что-тодрогнуло в ее душе.

— Я буду гореть в аду, — повторила она вслух, поднимаявинтовку.

Охранники уже двинулись к своим машинам, впрочем, двоеподжидали, когда хозяин сядет в свой «Мерседес». Тот убрал телефон, чему-тоулыбнулся и шагнул к машине. И тогда она, опасаясь, что сейчас он скроется вчерном чреве огромного автомобиля, быстро, как на соревнованиях, вскинулавинтовку и сделала два прицельных выстрела. В сердце и в голову. Чистомашинально. Два точных смертельных выстрела. Телефон отлетел в сторону.Кавказец рухнул на землю. Охранники выхватили свои пистолеты. Дальше всепроисходило, словно внезапно некий небесный режиссер замедлил вращение пленки.

Из дома выскочил мальчик, сын убитого. Он с перекошенным отужаса и плача лицом бежал к отцу. Охранники уже стреляли в ее сторону, двоебежали к дому, где она пряталась, а она, все еще не понимая, ка-ким образомсумела сделать два точных выстрела, замерла, глядя на бившегося в истерикеребенка. Кто-то перехватил мальчика, не давая ему подбежать к отцу. Ребеноквырывался изо всех сил.

Она закрыла глаза. Теперь она знала, что такое ад. Чувствуя,как останавливается дыхание, она попыталась пойти, с ужасом заметив, что ногиотказываются ей повиноваться. Телохранители убитого уже были совсем близко.Многие видели, откуда именно раздались выстрелы. Она заставила себя подняться иоторвать взгляд от лица ребенка, который по-прежнему вырывался из рукдержавшего его телохранителя.

Внизу загрохотали шаги вбежавших в подъезд людей. Онанаконец бросила винтовку и отвела глаза от страшной картины, развернувшейсяперед ее взором. И бросилась вниз. Уже в подъезде она столкнулась стелохранителями. Они толкнули ее в сторону и, не обращая на женщину никакоговнимания, побежали наверх. Им и в голову не могло прийти, что точную прицельнуюстрельбу вела эта невысокая женщина. А она вышла из подъезда и, шатаясь,побрела к автобусной остановке.

За деньгами она не поехала, но пунктуальный Аркадий прислалей домой новую сумку. Два дня она сидела на кухне, ни к чему не притрагиваясь.Юрий, напуганный ее поведением, и не пытался узнать, что именно произошло. Онуже понимал, что ее работа приносит им не только деньги, но и непонятноеоцепенение, которое нападало на его жену внезапно и без всяких видимых причин.Еще три дня она молилась в церкви, пытаясь стереть из памяти картину страданийребенка.

А потом рана затянулась, как, впрочем, затягиваются и болеечудовищные и более болезненные раны. И еще через неделю она все-таки внесладеньги за новую квартиру. Ровно восемьдесят тысяч долларов.

Когда они с Юрой приехали смотреть новую квартиру, муж велсебя непривычно тихо, словно его не интересовали ни большие балконы, нирасположение комнат. Агент фирмы, продававшей им квартиру, почувствовал, чтоони хотят остаться одни. У обоих были измученные, усталые лица одиноких людей.Агент оставил им ключи и, пожелав счастливой жизни в этой квартире, вышел издома. И только когда они наконец остались одни, Юрий впервые задал вопрос,которого она очень боялась: