Книга Токийская головоломка - Содзи Симада

наступила, солнце еще не закатилось, но в лес лучи почти не проникали. Я оцепенело предался раздумьям о гибнущей планете. Отчего-то голоса птиц тоже стихли. А еще к травяному духу подмешивался настораживающий звериный запах.

Хотя физически я ничего не чувствовал, весь мир купался в радиоактивных веществах – даже этот лес. Человеческое тело никак не ощущает радиацию. Чудовищные симптомы развиваются внезапно, лишь по прошествии долгого времени. Значит, меня все равно уже не спасти. Катори мертв, Каори наверняка тоже. Мне суждено последовать за ними. Нет никакого смысла второпях искать больницу. Так или иначе, все мы погибнем вместе с нашим миром.

Глаза наконец свыклись с темнотой. Теперь я с трудом мог рассмотреть заросли. Теперь, когда птицы замолчали, я чуть ли не слышал собственное сердцебиение. Вдруг рядом послышались свистящие звуки дыхания. Я остолбенел. К ним добавился шорох приминаемой травы. Что за…

Я завопил во все горло. Из-за ближайшего дерева показался динозавр. Его открытую, широко разинутую до ушей пасть окаймлял плотный ряд острых зубов. Двигался он медленно, но, окаменев от ужаса, я рухнул на землю. Завидев это, ящер бросился на меня и впился в мою левую руку.

В ушах стоял скрежет зубов. Из пасти динозавра исходил отвратительный смрад – похоже, он не брезговал и гнилым мясом. Вонь была настолько невыносимой, что, вдыхай я ее подольше, меня бы стошнило. Чувствуя подступающий обморок, я закричал что было мочи, но никто прийти мне на помощь не мог.

Монстр оторвал мне руку. Со всех ног я кинулся прочь из опасного леса. Вот и снова руины торгового квартала. Внезапно я впервые завидел вдалеке человеческий силуэт. Какое счастье, выжившие есть! На человеке была серая рубашка с рисунком и темно-синие брюки из саржи, сливавшиеся с темнотой.

Левая рука болезненно пульсировала, область от плеча до груди онемела. Я стиснул зубы от боли, и тут глаза у меня полезли на лоб. Все потому, что я никогда не видел настолько тощих людей. Кожа да кости – точно ходячий скелет. Мышц у него практически не было – казалось, кожа натянута прямо поверх костей. Лицо такое же: четко видны контуры черепа, щеки настолько впалые, словно их выдолбили долотом. Издалека его усы выглядели как приклеенные. Виной тому была не только темнота, но и его черная, как зола, кожа.

Я совсем забыл, что издалека ему не было видно меня. Подойдя ближе, я заговорил с ним:

– Что, черт возьми, произошло?!

Он напоминал мрачного философа, усиленно размышляющего о чем-то серьезном. Его хмурый взгляд намекал, что он совсем не намерен открываться незнакомцу. Сквозила в его выражении лица и какая-то грусть.

Продираясь сквозь темноту, он медленно подошел ко мне. Его губы беспрестанно подергивались, словно он что-то напевал. Человек без остановки издавал странные звуки. Затем он зашевелил ртом, как задыхающаяся рыба, и произнес несколько цифр. Я ошалело смотрел на него. Все люди уже помутились рассудком. Языков больше нет, а о своих намерениях они сообщают друг другу цифрами.

– Три – восемь – пять – шесть – четыре – семь – шесть – четыре, – пробормотал он очень быстро.

– Три – восемь – пять – шесть – четыре – семь – шесть – четыре… – повторил я услышанное.

Не успел я это сказать, как его угольное лицо расплылось в лучезарной улыбке. Он понял. И он меня видел. Обрадованный, он медленно положил руку мне на плечо. Однако в следующий момент из его горла полился высокий, как трель флейты, звук. Толкнув меня в грудь, он побежал прочь на шатающихся ногах. Точь-в-точь как краб, проворно забравшийся обратно в гнездо, он шмыгнул между стенами хилых бараков и, изгибаясь, протиснулся внутрь. Вслед за этим, как по сигналу, из бараков хлынули наружу толпы странных существ. У всех были человеческие тела и головы животных – свиней, лисиц, мышей, кошек или причудливых зверей, напоминавших крокодилов. Существа со свиными головами держали в руках маленькие барабаны. Ударяя в них, они отбивали такт ногами, а их сородичи танцевали в кругу, хватая друг друга за руки и отпуская. Под громкий хохот они затянули песню.

Внезапно я увидел, что из левого плеча, куда вцепился динозавр, у меня выросла новая ладонь. Но рука была короткой, и я едва мог достать ею до щеки. По окутанной тьмой дороге я брел обратно к дому. Пение, звуки плясок и громкий хохот животных становились все тише.

Есть ли в таком мире место надежде? Сегодня ведь наступил конец света. Теперь здесь хорошо лишь растениям да животным. Поразительно, как сказанные между делом слова оказались точным пророчеством!

Ноги вывели меня к автодороге. Картина была сюрреалистической: широкая улица с разделительной полосой и тротуаром – и практически ни одного человека или автомобиля. Лишь изредка по ней тащились машины с горящими фарами, выпуская белый дым. Из-за разбитых окон и вмятин на кузовах они напоминали кучу хлама. Но разваливались на куски не только автомобили. По обеим сторонам улицы стояли здания с вывесками National[27], «Тосиба» и «Хитати». Все они были заброшены. Какие-то окна были закрыты, какие-то нет, но ни в одном из них свет не горел, несмотря на темное время суток. И окна, и стены были грязными. Стояла тишина. Казалось, район вымер.

Тут из пустынного закоулка на улицу высыпали люди. Один из них натянул лук и выпустил в меня стрелу, но промахнулся. А затем он издал причудливый вой и, заходясь в безумном танце, пробежал мимо меня через улицу. Откуда-то ему вторил хор безумных хохочущих голосов.

Идти мне больше было некуда, и я решил вернуться домой. Я пытался вспомнить обратную дорогу. В моей квартире два трупа, но других вариантов нет. У меня и раньше не было друзей, но теперь я остался совсем один. Все мои знакомые наверняка мертвы. Да и что с того, что у меня дома покойники? Все равно тут больше никого нет, никто же не будет ко мне заходить…

Я ахнул. В квартире меня ждут два трупа. Катори и Каори – она, скорее всего, уже мертва. Мужской и женский. Я же могу произвести эксперимент, как в «Токийском Зодиаке» Кадзуми Исиоки! Каори как-то сказала, чтобы я взял ее голову для Азот, если она умрет. Тогда она шутила, но сейчас у меня наконец-то есть эта возможность!

Я пришел в восторг. Вот она, свобода: я могу раздеть их и распилить на части! В этот момент я сам поразился, насколько черная у меня душа. А ведь правда, до сих пор я притворялся тихим и послушным, а внутри терпеливо ждал своего часа. Все это время я мечтал провести