Книга Пока мой труд не завершен - Томас Лиготти

аккуратную стопку, захлопнул два блокнота и уставился на меня. Я катал по столу карандаш, пытаясь казаться спокойным и непринужденным, даже скучающим. Но эту игру на публику я сам и запорол – потому что, как только Ричард дал знак, что готов к разговору, я мгновенно прекратил свои пальчиковые игры и резко повернулся, чтобы посмотреть в лицо мужчине во главе стола.

– Ситуация такая, Фрэнк, – были его первые слова. – В компании планируются кое-какие перестановки. Барри покидает нашу маленькую группу, будет теперь координировать комиссию, которая разрабатывает предложение о корпоративном обновлении, которого мы все так ждали. Он лично попросил присоединить тебя к его команде. Она собрана лишь на время, но работать в ней предстоит плотно. Ты, Барри, еще кое-кто, – к середине лета проект должен быть вами полностью подготовлен. Распоряжение пришло прямо сверху. Большое начальство хочет утвердить курс перемен к концу года.

– Могу ли я узнать, зачем нам вообще меняться?

– Сам же знаешь. Все как всегда – чтобы меньше вкладывать, быстрее продавать… что там еще за причины. – Ричард делился своим искренним цинизмом с глазу на глаз, дабы создать ложное впечатление, будто он действительно на моей стороне. – Но на твоем месте я бы не стал задавать такие вопросы при других членах комитета. Просто ориентируйся на пример Барри. Он в таких делах собаку съел.

– А как здесь будут обстоять дела, пока мы с Барри работаем полный рабочий день в комитете?

– Мэри будет ежедневно курировать отделение Барри, а также свое собственное. А Кэрри возьмет себе под крыло твоих людей. Она прекрасно знает, что вы тестируете новое программное обеспечение. Однако это временная мера. Полагаю, что все пройдет гладко. А ты как думаешь?

– Аналогично, – подтвердил я, воздерживаясь от намеков на милитаристский стиль управления Кэрри, быстро развивающийся психоз и ее натуру сущей дьяволицы.

Несколько следующих месяцев я просидел в комитете Барри, пытаясь расшифровать логику идей о том, как реорганизовать компанию сверху донизу, и без энтузиазма одобрял последовательность новых редакций того, что он называл «общей схемой» – штуковиной, даже на ранних этапах похожей на карту ада Данте, только еще более запутанной и сатанинской.

Барри раздавал новые версии схемы остальным членам комитета почти ежедневно. Каждая из них содержала какую-то бесконечно малую модификацию или дополнение к предыдущей, пока страницы, описывающие его детище реструктуризации, не стали почти черными от квадратиков, заполненных крошечными буквами, со стрелочками, идущими вверх, вниз и вбок на другие квадратики, заполненные крошечными буквами. Ни разу я так и не смог прочесть хоть одно слово – по крайней мере, я предполагал, что это были слова, – образованное этими крошечными буквами, которые становились все мельче и мельче по мере того, как квадратиков становилось все больше, а стрелки ветвились по всем сторонам. Наконец, подошел крайний срок, когда комитет должен был передать свое предложение власть имущим, чьи офисы занимали двадцатый (или двадцать первый?) этаж здания эпохи до Великой депрессии, где располагалась компания… пока не пришло время переехать в пригород, подальше от налогов в центре города. Теперь я мог бы вернуться к своей старой работе в качестве руководителя маленького сонного отдела – так ведь?

Не так – потому что пока Кэрри заменяла меня, двое из моих бывших подчиненных были переведены в другое подразделение, двое – в другой филиал, и еще двое уволились.

Не так, ведь Кэрри поручила своим сотрудникам, которых она называла «моя личная армия», выполнять всю работу, которую ранее выполняли мои сотрудники.

Барри тоже не вернулся управлять своим старым отделом, но для него именно так все и должно было сложиться. Ему требовалось начать второй этап реструктуризации всей компании, и его сотрудники присоединились к «личной армии» Кэрри. Два не полностью укомплектованных отдела теперь выполняли работу трех, где сотрудников прежде хватало, – и если бы я только обратил более пристальное внимание на диаграммы Барри, то смог бы заметить, что это слияние «рабочих ячеек» было шагом, запланированным уже давно.

Все не так – ибо мне досталась новая роль в кукольном спектакле компании; Ричард теперь дергал за нитки четырьмя хирургически ловкими пальцами своих огромных дланей в ежовых рукавицах.

8

В конце лета я занял крохотный рабочий уголок, прежде принадлежавший Барри, на солидном расстоянии от того места, что было моим всего несколько месяцев назад. Теперь моими коллегами оказались временные сотрудники, стажеры из учебных заведений, щедро одаренные способностью проводить каждый рабочий день, держа глаза на расстоянии фута от ослепляющего экрана к_ _ _ _ _ _ _ра (ненавижу это слово и не буду им пользоваться). Их пальцы постоянно делали туц-туц-туц по клавиатуре, и на столе рядом с ними высились стопки бумаг, никогда не становившиеся меньше.

В тех редких случаях, когда – если не в туалете, то в коридоре – я сталкивался с кем-либо из Семерки, меня неизменно приветствовали милейшей улыбкой и мучительнейшим вопросом «как дела».

– Все путем, – отвечал я, но мое неулыбчивое лицо и мертвый тон голоса выдавали меня перед гномами, стоявшими за праведность, корпоративный закон и Умника Ричарда. Время от времени мой бывший начальник все еще присылал мне сообщения с просьбами предоставить информацию об идее нового продукта и намекал, что, возможно, компания собирается пойти на более рискованные шаги. Всерьез ли он писал эти письма? Пожалуй что да. Хотел ли он использовать мою идею, мой особый труд, чтобы скомпрометировать мое положение в компании еще больше, чем сейчас, – или имелась совсем другая причина поддерживать со мной связь по этому поводу? Если б я знал. Но одно мне было известно точно – если бы я дал Ричарду то, что он требовал с меня, я бы плохо кончил. Он никогда, никогда не увидит полную документацию по моему проекту, потому что теперь все в очень надежном месте спрятано. И отказ Ричарду в том, чего он хотел, принес мне мизерное удовлетворение, которое, каким бы пустяковым ни было, облегчило все, что я выстрадал от близости к несносной Семерке.

Но что меня до сих пор держало тут? Почему я не ушел из компании? Почему я не сделал ни одной из десяти с лишним вещей, о которых думал годами?

В то время ответ на эти вопросы мог быть только один. Умник умял и меня. Кстати, я хоть раз упомянул, что страдаю от обсессивно-компульсивного расстройства?

Жажда мести часто занимает много времени у человека со средней эмоциональной устойчивостью. У меня же она отняла практически все. Она сметала любые другие мысли, зарождавшиеся по