Книга Роковое сходство - Патриция Гэфни

Голос О'Данна прозвучал уныло и безнадежно:

– Дорогая моя, если бы вы знали, как я сам об этом сожалею.

– Простите меня, Эйдин, простите! Я знаю, вы ни в чем не виноваты. Просто не представляю, что стало бы со мной, если бы вас здесь не было.

Он неловко взял ее за руку:

– Я пытался отговорить Дитца, поверьте мне, но он и слушать не хотел. Я ему сказал, что он подвергает чрезмерному риску ваше здоровье.

– Мое здоровье? Вы хотите сказать – из-за удара по голове?

– Нет, не только. Я имел в виду ваше общее состояние.

Она бессознательно приложила руку к груди, потом невесело рассмеялась.

– Жаль, что мне самой не пришло в голову сослаться на слабое здоровье, но ведь это неправда. Я здорова, Эйдин, и вы это знаете.

– Я знаю только одно: все надеются, что это правда. – Он улыбнулся своей обычной доброй улыбкой:

– Что же вы намерены делать, Анна?

– Я не знаю.

Все, что ей предлагалось на выбор, было одинаково неприемлемо.

– Но вот что я вам скажу, – горячо добавила она, – если я и соглашусь принять участие в этой нелепой комедии, то лишь для того, чтобы очистить имя Николаса от клеветы, а не доказать его вину!

* * *

– Билли, мальчик мой, что ты там делаешь?

– А что, по-твоему, я должен здесь делать? – Логичный вопрос. Особенно если учесть, что Билли сидел в уборной.

– Ты не мог бы поторопиться? Этак мы с тобой, не ровен час, ужин пропустим!

Билли смачно выругался на своем колоритном диалекте, и Броуди усмехнулся. Ощутить привязанность к своему тюремщику – вот уж чего он никак не ожидал! Но Билли Флауэрс невольно вызывал симпатию. Если, конечно, закрыть глаза на тот факт, что он запросто мог бы – повинуясь приказу – прикончить своего пленника одним ударом кулака. Однако Билли сделал бы это без злобы, может, даже с сожалением, а Броуди был не из тех, кто попрекает человека его ремеслом. Живи и давай жить другим – таков был его девиз.

К тому же если бы он хотел сбежать, то давно уже мог бы это сделать – ведь прошло целых десять дней с тех пор, как они высадились во Франции. Уж если на то пошло, Броуди мог бы сбежать прямо сейчас, пока Билли сидел в сортире, а сам он стоял снаружи, и руки у него в виде исключения были свободны. Но он, как дурак, дал слово, что не сбежит. До сих пор ему ни разу не случалось изменить данному слову. Его светлые голубые глаза задумчиво прищурились, пока он размышлял о том, что все когда-то бывает в первый раз.

– Ну я пошел, Билл. Встретимся у входа в гостиницу.

Флауэрс что-то невнятно пробурчал в ответ, и Броуди направился прочь, наслаждаясь несколькими неожиданно подаренными ему мгновениями свободы.

Стоял прекрасный вечер, мягкий и теплый. Солнце садилось на другом конце широкой темной долины, простиравшейся перед маленькой гостиницей, где они остановились на эту ночь. Облака приобрели особый серебристо-розоватый оттенок, свойственный, по его наблюдению, только закатам на Европейском континенте, совершенно не таким, как в Австралии, к примеру, где они были гораздо более красными и…

Броуди остановился, не доходя до изгороди, отделявшей гостиничный двор от соседнего пастбища. Возле изгороди, глядя на ослепительное закатное небо, стояла вдова его брата. Последние десять дней он видел ее только издалека, и при этом она ни разу не была одна. Они ехали в отдельных наемных каретах: он с Билли – в одной, она с О'Данном – в другой. Но иногда ему случалось увидеть ее мельком на постоялых дворах, где они останавливались на ночлег, пока она ужинала – в одиночестве или в обществе адвоката. Сам Броуди вместе с Билли всегда ужинал на кухне.

В тех редких случаях, когда их взгляды встречались, Анна всегда вспыхивала и отворачивалась первая, как будто увидев нечто непристойное или отвратительное. Но обычно она его просто не замечала, смотрела прямо сквозь Броуди, словно его не существовало вовсе. Такое отношение неизменно приводило Броуди в бешенство, но потом ему приходило в голову, что ничего другого он, пожалуй, не заслуживает.

Она его еще не заметила, поэтому Броуди воспользовался случаем, чтобы рассмотреть ее хорошенько. Вблизи он увидел, что Анна еще меньше ростом, чем ему запомнилось. К тому же она показалась ему еще более хрупкой. Волосы точно не каштановые, а рыжие – в косых лучах заката это было ясно видно. Светло-рыжие, мягкие, красивые, уложенные узлом на затылке. Она сменила коричневое дорожное платье на сиреневое (как всегда, с высоким воротником) и выглядела такой же чистенькой и аккуратной, как новенькая пенсовая монетка. Руки она держала сложенными за спиной и стояла, вытянувшись в прямой и строгой, никогда не изменявшей ей позе дамы из высшего общества.

Однако ее лицо в профиль показалось ему не высокомерным, а печальным; Броуди даже подумал, что она плачет. Внезапно, как ножом по сердцу, полоснула жалость. Вот уже много дней он умирал от желания поговорить с ней, однако теперь, когда представился подходящий случай, что-то его удержало.

Но тут черный грач, шумно треща крыльями, с криком снялся с поваленного ствола. Анна обернулась и увидела его. И тотчас же поспешно направилась обратно в гостиницу, сделав широкий крюк, чтобы обойти его стороной.

Броуди пошел ей наперерез, легко сокращая разделявшее их расстояние. На секунду ему показалось, что она сейчас в панике побежит – подхватит подол и бросится наутек, как испуганная школьница, однако этот образ, по всей видимости, показался ей таким же нелепым, как и ему самому, потому что она внезапно остановилась, но так и не повернулась к нему лицом.

Ему нелегко было сдерживать себя, когда так хотелось взять ее за плечо и развернуть к себе, но оказалось, что в этом нет необходимости: спустя минуту она медленно обернулась и взглянула на него.

В угасающем свете солнца Броуди убедился, что, будучи маленькой и изящной, она совсем не выглядит болезненной: у нее была женственная, прекрасная фигура. И глаза красивые, только немного странные – цвета кофе с молоком, но с вкраплением янтарных искорок.

Ее лицо казалось загадочным; Броуди глядел на нее, но не мог точно определить свои ощущения. Считать ли ее красивой? Если так, то это весьма своеобразная красота. Все десять дней, проведенные в пути, Анна старалась держаться на безопасном расстоянии от него, а вот теперь, когда ему наконец удалось подобраться к ней вплотную, он не знал, что сказать.

«О господи, у него каштановые волосы, такие же, как у Ника, – в смятении думала Анна. – И глаза как у Ника. И длинный орлиный нос с надменной горбинкой посредине. Такие же высокие скулы, щеки, скрытые под легкой бородкой, чуть более светлой, чем волосы на голове, – в точности как у Николаса. И такой же выразительный рот, строгий в молчании и нежный в улыбке».

Сходство было невыносимым, и Анна ощутила глубокую боль. Ей стало страшно, но она осталась на месте и даже усилием воли не отвела взгляд.