Книга Защита вместо борьбы - Николай Иванович Курдюмов

нужное растение всегда находится.

Дальше дело техники: устойчивые разновидности быстро вытесняют с поля своих отсталых собратьев. Глядишь — вроде та же щирица, а опрыснул — не дохнет! И при этом полоть её ничуть не легче, и растёт она так же быстро, и семян ещё больше даёт. Причём, если уж сорняк нашёл устойчивость, она абсолютна: хоть концентрат лей. И перекрёстна: никакие гербициды этой группы уже не эффективны. Нет, братцы, определённо мы не первые на этой планете. Они же все, как один, знают, что такое прогресс науки!

Природный биоценоз постоянно заполняет все свободные кормовые ниши: на всё съедобное есть свои едоки. Тем не менее, растения там заметно не страдают. Мы же теряем треть растений, «защищая» их изо всех сил! Вопрос: а сколько будет потерь, если вообще не защищать растения в грамотном агроландшафте? Не те же ли 30%?.. Уже смешно. Но, может быть, ещё меньше? Тогда остаётся умереть со смеху!

ОПАСНОСТЬ 2: СКРЫТАЯ ТОКСИЧНОСТЬ.

Скрытая, пардон, от кого? От нас, братцы. Никак мы её осознать не хотим, никак не врубимся — потому и скрытая.

А всё очень просто. Что такое предельно допустимая концентрация (ПДК) яда? Это такой его остаток в продуктах, который не вызывает никаких явных симптомов отравления и не влияет на несколько поколений лабораторных мышей. Мы привыкли верить медикам: они проверили — значит, безопасно! «Не превышает ПДК» и «никак не повредит» для нас — синонимы. И вот тут мы, вместе с честными медиками, вновь рассмешили долгоносика до слёз. «Чтобы обезопасить себя от ядов, люди понапридумывали кучу контрольных норм ДОПУСТИМОГО ПРИСУТСТВИЯ этих ядов в своей среде!» (Распыление…») Класс! Давайте установим ПДК для воровства и лжи — чтобы себя обезопасить. И для борьбы с терроризмом давайте придумаем, сколько допустимо убивать и взрывать каждый месяц!

ПДК — не запрет, а законное разрешение отравлять среду.

Факт: с ПДК одного яда живые организмы — то есть мы — справляемся. Но представьте, что будет, если скормить им — то есть нам — сотню ядов, соблюдая ПДК. А если — в строгом соответствии с санитарными нормами — тысячу? Почувствовали разницу? А мы тестируем продукты на десяток главных пестицидов и радостно докладываем: «продукция экологически чистая — все пестициды ниже ПДК»!

Пестицидов сегодня чуть больше шестисот. Мизер! Но и этого хватит, чтобы сообща свести на нет любой вид животных. Знаете, сколько прочих ядов мы постоянно изливаем в биосферу? Около десяти миллионов. Во, блин, достижение научного прогресса! Самое смешное: их количество продолжает расти. Самое грустное: им совершенно некуда деться с этой планеты! И что с ними тут происходит? Все они усваиваются, передаются по пищевым цепям, включаются в биохимию, откладываются, трансформируются во что–то другое, часто ещё более ядовитое, воздействуют, влияют и изменяют. При этом, естественно, возникает синергетический эффект: взаимодействуя друг с другом, яды усиливают общую токсичность. Относительно безопасные по отдельности, они опасны вместе. Количество перешло в качество. Это никакими санитарными нормами не ограничишь!

Вот вам, братцы, и «скрытая» токсичность.

А ведь мы и с открытой токсичностью умудрились всё перепутать.

В конце 70‑х американцы изобрели новое поколение ядов — суперпестициды. Эти, с позволения сказать, вещества в сотни раз ядовитее своих предшественников. Десять граммов такого «средства защиты» на гектар — как два килограмма обычного пестицида. Кажется, выше прыгать уже некуда. Но мы, естественно, даже и не задумались. В нашем понимании, яд — это когда вдохнул и тут же помер. Мы вообще перестали их замечать: десять граммов — во чепуха! И порадовались: пестицидов–то стали производить на целый миллион тонн меньше. Здорово! «Бабушка внучку из школы ждала — цианистый калий в ступе толкла…»

Сегодня человечество ежегодно поливает токсичными веществами третью часть пригодной для земледелия суши. О каком биотерроризме мы говорим, братцы?! Мы давно ведём его собственными руками. И наши перспективы уже весьма точно просматриваются в многофакторных компьютерных моделях. По данным аналитиков, мы перешагнули рубеж допустимой глупости где–то в конце 80‑х. С этого момента яды накапливаются на Земле гораздо быстрее, чем природа успевает их обезвредить. Мы не только их едим. Мы их пьём, в них купаемся, ими дышим, среди них живём. Кто–то высчитал: сейчас мы тратим на их обезвреживание 45% всей энергии организма. Ну, как тут не развиваться медицине!

Биосфера мутирует, перерождается и обедняется вместе с нами. Каждую неделю с планеты исчезает несколько видов насекомых и растений. А те, что остались, непредсказуемо меняются генетически. Эх, какая захватывающая интрига! Нет, мне положительно интересно, что же нам окажется проще: поумнеть или исчезнуть?..

ОПАСНОСТЬ 3: МИКОТОКСИНЫ.

Зав. лабораторией токсикогенных микроорганизмов и биобезопасности ВНИИБЗР, член Высшего экологического совета, профессор Олег Александрович Монастырский знает о микотоксинах больше, чем кто–либо: он исследует их много лет. Это ему принадлежит известная фраза: «Грибы будут править миром». А он ничего не говорит просто так.

Грибы — уникальный тип живого. Они странно соединяют в себе биологию бактерий, растений и животных. Питаться могут и живыми, и мёртвыми тканями, всасывают воду и минеральные растворы. Могут и паразитировать, и жить в симбиозе. Размножаются в тысячи раз быстрее других организмов, создавая сотни разных рас. Они вездесущи и могут адаптироваться к чему угодно — была бы влага и корм. Разглядывая плесень в микроскоп, не сомневайтесь: она видит вас ещё лучше!

По интеллекту грибы дадут фору даже позвоночным. Разветвлённая многоядерная грибница быстро охватывает огромное пространство, собирает массу информации и превращает её в совершенную ответную биохимию. Никто не вырабатывает столько веществ для управления своим окружением. Поселившись в растении, животном или рядом с другими микробами, грибочки без особых проблем регулируют их биохимию в свою пользу. Как? С помощью многочисленных ферментов, а так же сильнейших биологических ядов — микотоксинов.

Сейчас известно более 2000 микотоксинов, из них изучено около сотни, а определяется в продукции — с десяток. Интересные это яды! Не разрушаются ни кислотами, ни щелочами, ни светом, ни давлением. Выдерживают нагревание до 400 ºС! Опять чем–то неземным попахивает… Ядовиты рекордно: лучшие биопестициды сейчас — именно микотоксины. Сделать с ними что–то очень трудно: они — везде. Любой плесневый грибок, любая гниль, любая грибковая болезнь — их фабрика. Особенно токсичен наш хлеб: мы так храним зерно, что его ядовитость вырастает в 20–40 раз за год.

Факт: никуда нам от грибков не деться. Мы их едим, пьём, ими дышим. И что особенно противно: мы же сами их