Книга Житие гриффиндорки - Владарг Дельсат

Гарри, — погладила дочку миссис Грейнджер. — Я рада за тебя, Миона.

А вечером… Казалось, весь факультет собрался, чтобы отпраздновать день рождения кудрявой девочки. Установили столы, был налит чай и, словно по мановению волшебной палочки, появился он — большой торт со свечками и надписью: «С Днем Рождения, Гермиона». Девочка просто не верила своим глазам, она такого совсем не ожидала. Торт сам собой разрезался на кусочки, которые полетели к софакультетникам. Только потом Гермиона узнала о домовых эльфах, а сейчас это было просто чудо. Они сидели, разговаривали, пели песни… Потом уже, когда все разошлись, Рон откуда-то достал гитару и пел песни, даже те, которые Гермиона не знала — на французском и еще на каком-то языке. Джинни иногда ему подпевала, было очень тепло, потому что кудрявую девочку обнимал ее мальчик, ее Гарри.

— Вы самые лучшие на свете друзья, — произнесла совершенно разомлевшая от объятий Гермиона. — У меня никогда не было такого дня рождения.

— Теперь будет, — улыбнулся Рон, — все хорошо будет.

— Все будет хорошо, — подтвердила Джинни, задумчиво перебирая струны гитары. А потом она запела. Песни были английские, но какие-то незнакомые — о войне, солдатах и любви. Девочка пела негромко, а Гермиона заворожено молчала. Что-то было такое в этих песнях, трогавшее за душу. Это был необыкновенный вечер. Рассевшиеся рядом с командирами девочки и мальчики узнавали этих людей с новой для себя стороны, только Луна и так все знала, улыбаясь весь вечер. А Гермиона была просто очень благодарна, поняв, что это такое — друзья.

Часть 9

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор чувствовал себя нехорошо. Куда-то пропало состояние, в котором он находился все последнее время — благостности, радости и какой-то розовой эйфории. Не связав это состояние с исчезновением Северуса, Дамблдор тем не менее чувствовал теперь холод, да такой, что согреться не мог совсем, даже под пятью одеялами. Старые суставы болели буквально до истерики, а слезы Фоукса почти не помогали, что было очень странно. А еще Великого Светлого постоянно тошнило и рвало от чего угодно. Подозревая, что его прокляли, в Мунго Альбус тем не менее не обратился, а забаррикадировался в своем кабинете, ожидая нападения в любой момент. Потому что вокруг были одни враги!

— Надо убить всех врагов! — решил Альбус Дамблдор, но двинуться не мог — его собственное тело отказывало Великому Светлому.

— Альбус, ты тут? — вернувшаяся из Мунго Минерва МакГонагалл решила серьезно поговорить с Дамблдором. За время лежания в больнице женщина обдумала предложение Альбуса, заключив, что если намерения Альбуса серьезны, то сначала нужна помолвка, ибо воспитанная пастором Минерва современный подход к сексуальной жизни не одобряла.

— А! Ты пришла, чтобы убить меня, змея подколодная! — закричал Дамблдор, и тут вместо того, чтобы вызвать целителей, профессор МакГонагалл продемонстрировала неофициальный девиз факультета, смело войдя в кабинет.

— Что ты такое говоришь, Альбус? — удивленно спросила женщина. Очнулась она только в Мунго.

— А-а-а-а-а! Секо-секо-секо! Ступефай! — и еще с десяток различных чар полетели в нее. От некоторых женщина едва успела закрыться, а от некоторых — нет, вызвав аврорат. Для Минервы был совершенно очевиден факт того, что место Альбуса занял Пожиратель под оборотным, поэтому, пока не явились доблестные авроры, в директорской башенке кипел бой. В результате оба бойца оказались в Мунго. Вопрос, «с чего вдруг директор и его заместитель вцепились друг в друга», бравые авроры оставили целителям.

Происходящее в школе уже вышло на какой-то совсем непонятный уровень, в связи с чем в школе было принято решение выставить постоянный пост, чтобы правоохранители не бегали туда-сюда. Подсуетился и Мунго, усилив Больничное Крыло целителем, на всякий случай, а мадам Вектор, поставленная на место заместителя директора, пыталась хоть чем-то занять первые два курса, лишившиеся большей части профессоров. Так в расписании первого курса отважных появились Предсказания. О том, что зря она так, мадам Вектор узнала после первого же занятия, что вызвало истерику женщины с последующей госпитализацией.

Переговорив с мадам Спраут, Филиус Флитвик решил, что детям надо отдохнуть, а школе где-то найти профессоров, ибо в противном случае стоит поискать другое рабочее место. Мадам Спраут очень любила своих барсуков, при этом отказываясь любить весь Хогвартс. Поэтому с первого октября были объявлены каникулы до января. Каникулы очень порадовали всех, кроме Гермионы, расставаться с друзьями не желавшей. Как позже оказалось, это событие очень не порадовало Попечительсткий совет, из-за чего уже объявленные каникулы были отменены тридцатого сентября, что радости и любви у школьников, уже запланировавших много чего гораздо более интересного, чем школа, не добавило.

* * *

Вера Митрофановна и Сашка, воспользовавшись тем, что их воинство уже крепко спало, сидели в гостиной. На повестке дня наличествовал один очень серьезный вопрос, который надо было решить. Это был финансовый вопрос, потому что несмотря ни на что, семья была бедной, а жить на ворованные девочка брезговала.

— Давай подумаем, — задумчиво произнесла Вера Митрофановна. — Зарабатывать мы еще не можем по причине возраста, так? — и сама же себе ответила: — Так… Значит, надо «продать что-нибудь ненужное». Товарищ прапорщик, тебе вопрос, как эксперту: где можно найти ненужное, которому можно приделать ноги, желательно, наши?

— Как прапорщик, так сразу эксперт по приделыванию ног! — деланно обиделся Сашка.

— А если серьезно? — поинтересовалась девочка. — У нас большая семья, денег нет, сам знаешь, живем мы откровенно бедно, что там дома можно сделать, я еще подумаю, но и нам уже шевелиться надо.

— Если серьезно… — задумчиво проговорил товарищ прапорщик. — Варианта мне видится три: во-первых, антиквариат из комнаты потерянных или забытых вещей, его, по идее, можно толкнуть, вот только… Хм… Воровством попахивает, — признался Сашка. — Во-вторых, это сброшенные элементы того, кто в этом году продолжает мирно спать. А в-третьих — сбор всяких ингредиентов в лесу. И, на мой взгляд, это все.

— Воровством, говоришь… — задумчиво произнесла Вера Митрофановна. — Если вещи забыты на десять лет, то считаем бесхозными, — решила она. — Бесхозные можно найти и продать, вопрос, кому?

— Маме написать надо, — ответил Вронский. — Насчет других вариантов, кстати, тоже. Учитывая, что по безопасности они так себе.

— Значит, так и решим, — кивнула девочка. — Теперь насущные проблемы — нужно с нашими проводить уроки санпросвета и в принципе: по традициям, законам и тому подобное, поэтому надо организовать тех, кто в этом разбирается, и обустроить классы.

— Ну, санпросвет на тебе, — констатировал мальчик, что-то записывая на лист пергамента. — На традиции я организую своих, а вот по законам у нас знатока нет, а это значит что?

— Надо изучать самим, — вздохнула Вера Митрофановна. Внезапно в ее голове появилась мысль, решавшая несколько проблем сразу. — Сашка, а давай Гермионе и Гарри поручим?

— Это их сплотит… — задумчиво проговорил товарищ прапорщик. — И еще строевой подготовкой надо заняться. Типа «кто шагает дружно в ряд? Гриффиндорский наш отряд…»

— Хорошая мысль, — согласилась девочка, после чего было решено закруглиться. Спать хотелось уже неимоверно.

Утром, после привычных уже процедур, товарищи командиры объявили о расписании на сегодня. После уроков планировались занятия. Девочки первого курса и весь второй курс привычно-внимательно слушали, что им говорят. Ходить строем, вместе заниматься, не думать и ни за что не отвечать так понравилось детям, что они довольно быстро втянулись. Зарядка, иногда и пробежка (у мальчиков), бег по ступенькам (у всех) меняли тела, повышая выносливость и прививая привычку. Очень полезную, с точки зрения военных.

От урока Прорицаний Вера Митрофановна не ждала особых сюрпризов, считая эту науку шарлатанством, но вот увиденное ею моментально привело девочку в состояние агрессии. Веревочная лестница на второй этаж проблемой не была, если бы не воспоминание о «традициях», озвученное когда-то мамой Молли. Это воспоминание подтверждалось тем, как одевалась Луна до встречи с ними, поэтому Вера Митрофановна представила вид снизу у девочек, следующих «традициям». Да и в белье так себе была картина, конечно. Посчитав, что в одиннадцать лет такой санпросвет — это лишнее, девочка