Книга Акты отчаяния - Меган Нолан

на самые обыденные вещи. И, что самое главное, это срабатывает каждый раз. Если я даже облажаюсь в результате, то в следующий раз все получится ничуть не хуже.

Виды из окна автобуса вдохновляют, рапсовые поля трогают до слез, от изрезанной береговой линии перехватывает дыхание. Мой мозг, еще недавно такой вялый и серый, внезапно становится по-детски восприимчивым и бурлит от новой информации. Новая любовь не только придает интерес унылой и скучной жизни, но и полностью ее меняет. В дни, которые я провела бы, съежившись в одинокой постели и прячась от пробивающихся сквозь занавески солнечных лучей, я кормлю уток и читаю стихи у канала. Не знаю ничего более похожего на волшебство, чем это преображение.

Когда вас поглощает новая влюбленность и вы возрождаетесь к новой жизни, к вам приходит интуитивное понимание, что необходимо тщательно оберегать хрупкий новый мир, который вы строите вдвоем с любимым. Нужно наладить инфраструктуру, запланировать дамбы, мосты и здания администрации. Крайняя непрочность вашего творения будет часто вызывать у вас слезы страха и острого наслаждения. Одно неверное движение – и вся конструкция рухнет еще до завершения стройки. В начале отношений пары часто уединяются на целые месяцы не только в пылу страсти, но и для того, чтобы построить нечто новое.

6

Помню, что когда мы с Кираном ходили в кино в наши первые недели, мне хотелось смотреть фильм о нем, хотя он сидел рядом и держал меня за руку. Помню, я мечтала об огромном экране, который загородил бы все остальное. Я хотела напитаться Кираном до отказа. Я знала, что мне предстоит самое сложное и важное строительство в жизни. Я чувствовала себя в шаге от грандиозного проекта, своего лучшего творения. Мне предстояло построить громадный прочный красный амбар, который простоит много веков, величественный золотой собор, восьмое чудо света.

Когда я прочитала письмо Фрейи, мой разум отказался воспринимать его в рамках моего проекта, и я не смогла в полной мере осознать его смысл. Мысль о том, что наш свежепостроенный мир перестанет существовать, была для меня буквально непостижима. Гнать ее от себя было просто, потому что, когда я могла физически находиться с Кираном, тревога отступала, а все потенциальные угрозы становились до смешного незначительными.

На рассвете мы занялись сексом, и я начисто забыла о беспокойстве. Его длинные сильные пальцы, слегка сжимающие мое горло. Сладость его рта на моих губах. Я выгнула спину, попыталась вдохнуть его дыхание. Я подняла руку, придержала его за подбородок, чтобы он смотрел мне в глаза, когда двигается, и каждая секунда стала священной.

Если в юности для меня было важно ходить на вечеринки, словно с их помощью я могла добиться чего-то важного, чего не сумели тем же способом добиться другие люди, то теперь таким же важным стал секс с Кираном. Мне каждый раз казалось, что секс подталкивает нас к некоему выводу, который научит нас какой-то мудрости, если только мы к нему придем.

7

Следующие несколько недель между нами все было хорошо, лучше, чем раньше, словно мы дали выход какой-то скверне. Я вспоминала то письмо с брезгливой злостью, направленной исключительно против Фрейи, но никогда – против него.

Меня потрясла законченность мира, описанного в том письме, – особая интимность тона, с коим Фрейя обращалась к Кирану, подробности, которые я никогда бы не узнала, если бы его не прочитала.

Я пыталась вообразить свитер, который она сохранила, крыльцо, на котором они сидели, открывавшийся оттуда вид. Эти детали тревожили меня, как и всякое свидетельство того, что у всех вокруг есть своя отдельная жизнь и своя точка зрения.

Меня ужасала мысль, что у Фрейи есть устоявшееся представление о характере Кирана, сложившееся за много лет до моего, и в то же время мысль эта была эротична. Я впервые погуглила Фрейю, чтобы посмотреть, как она выглядит. Иногда по ночам, когда я не могла уснуть, воображение заставляло меня представлять, как они трахаются.

Киран стал обращаться со мной мягче и нежнее: делал мне маленькие подарки, дарил цветы без повода, водил ужинать.

Все это казалось особенно значимым, потому что он был скуп. Он мало зарабатывал, но и я, и все мои знакомые тоже. Если у меня не было с собой мелочи на кофе, он мне его покупал, но всегда, всегда просил вернуть деньги. Мне было странно и неприятно.

Так было не только со мной. Я не раз видела, как он напоминал друзьям, что они задолжали ему выпивку, а те понятия не имели, о чем он. Когда они озадаченно поворачивались к нему, он в подробностях приводил каждый случай:

– Гарри, это было в пабе «Герцог» после предпоследней вечеринки Ирландского музея современного искусства, ты разве не помнишь? Тебе оставалась неделя до зарплаты, и я купил тебе пиво.

Все смеялись над его крохоборством и закатывали глаза, но я, его девушка, не видела в этом ничего смешного. Мне было очень стыдно. Я смутно боялась, что люди думают, будто его мелочность проявляется и в других сферах жизни, и сочувствуют мне.

Однажды, после открытия выставки на Тэлбот-стрит, мы всей компанией пошли поужинать в суши-бар, и Киран чуть не довел одну девушку до слез. Эта девушка стажировалась в галерее, только что переехала в Дублин из Кракова и явно была по уши влюблена в Кирана. Она была моложе меня, лет девятнадцати, – густая копна чистых блестящих волос, большие тревожные глаза – и весь вечер не сводила с него взгляда.

Такое случалось постоянно. Обычно меня это почти не беспокоило, потому что сам он никогда ничего не замечал. Мне было непривычно встречаться с настолько очевидно привлекательным мужчиной. На людях я то по-детски радовалась своей удаче, то начинала бояться, что на нашу нелепую пару смотрят с недоумением.

В конце ужина Киран расплачивался по счету и говорил всем, кто сколько должен. Стажерке не хватило нескольких евро.

– С тебя пятнадцать, – повторял он. – Столько ты потратила вместе с пивом.

– Извини, я… Я…

Он рассмеялся, словно в изумлении.

– Я просто не понимаю, зачем заказывать еду и пиво на пятнадцать евро, если у тебя их нет.

Наш конец стола повернулся к ним.

– Вот, возьми, – сказал ее начальник из галереи. Он перегнулся через стол, бросил купюру и странно посмотрел на Кирана.

Перед Рождеством, в мой последний вечер в городе, Киран сводил меня во французский ресторан. Мы ели стейки с кровью и пили дорогое красное вино. Он был вежлив