Книга Исправник - Петр Ингвин

вечер и утро. Разговаривать с ним запретили. А жаль. Я бы ночью сходила. До Холодной пещеры можно добежать, а там согреться у костра. У меня столько вопросов! Как думаешь, его оставят у нас? Мне бы хотелось, чтоб оставили.

— Тебе еще рано замуж, ты еще не знаешь, что там делать.

— Где?

— Замужем.

— Ой, а то ты все знаешь. А все, что мне надо, я уже знаю. Что-то устала я сегодня.

Дунька развалилась на тюфяке, мечтательно уставившись в потолок, но тут ей на глаза попался очищенный сахарник, лежавший на каменном карнизе рядом с ужином. Днем Анюта, как обычно, сдала норму с запасом, и один фрукт — небольшой, размером с голову — принесла домой. Кожуру папа снял с него так искусно, словно был не Циновщиком, а Одежником, и сразу отдал на пропитку. Скорлупа, если не треснет после сушки, пригодится как запасное ведро. Но даже если треснет, Посудник склеит, и получится сосуд для чего-нибудь сыпучего.

Дунька видела в сахарнике вовсе не будущую ткань или нужный в хозяйстве предмет, она по-прежнему смотрела на мир глазами ребенка.

— Это мне?!

— Нам всем. Подели на троих.

Дунька вскочила, выскребла черпаком из шероховатого шара сладкую сердцевину, разделила ее на три кучки, умудрившись сделать это так, что одна из них почти равнялась двум оставшимся, и быстро расправилась со своей частью сочной мякоти, выбрав, естественно, самую большую из трех.

Свою и папину доли сахарника Анюта оставила на завтрак. Плетеными ухватками она достала глиняный горшок с карниза над очагом. Бамуковая каша была еще теплой. Дунька торопливо, будто за ней гнались, поужинала и улеглась спать. Анюта тоже легла бы, но многочисленные впечатления дня не давали. Хотелось просто посидеть и подумать.

Пламя в очаге погасло, Анюта добавила дров, на этот раз больше для тепла, чем для света, и села за рамку с начатой циновкой. Чем больше удастся сделать сегодня, тем меньше папе придется трудиться завтра.

Поздний вечер плавно перетек в ночь. Около выхода сейчас можно замерзнуть насмерть. Жилую пещеру со всеми ее бессчетными коридорами и комнатами спасал горячий источник, он проходил почти под полом, кое-где сочился из стен и вырывался на поверхность в Водяном зале, куда ходили мыться и стирать. А в Холодной пещере без мощного костра не выжить. Вдруг Сказочник уснет и не подкинет дров? Кто ответит за его смерть? Подземники, которые его туда отправили? Как бы не так. Когда принимали решение, они думали только о себе. А, например, о том, что Сказочник околеет ночью или смертельно заболеет, они даже не думали. А лечить его никто не будет.

Шум в пещере никак не стихал, отовсюду несся гул разговоров, то и дело кто-то удивленно охал, только сейчас узнав дневные новости. Сосед Нитянщик вернулся перед самыми заморозками, сейчас из их комнаты слышались глухие звуки ударов и всхлипы. Все как обычно. Наверное, он увидел новую циновку. Хорошо, что кроме жены Нитянщик ни на кого зла не держал. Он все понимал. Жену Нитянщик давно мог выгнать, но он ее любил. Как-то по-своему, но любил. И она его по-своему любила. Наверное, обоих устраивало то, что происходило. Как говорится, чужая душа — потемки.

Осторожно, чтобы не разбудить папу и Дуньку, Анюта достала из дровяницы несколько плоских бамуковых дощечек. Делать снегоступы умел любой ребенок. На пластины положить поперечины, накрепко связать тонкой веревкой или переплести лыком и сделать петли, куда вставлять ноги — и снегоступы готовы. Но. Плохо свяжешь или возьмешь гнилое лыко — снегоступ развалится, и провалишься в толщу снега. Без посторонней помощи не вылезешь. Поколение сменялось поколением, а дети, несмотря на запреты родителей, хотя бы раз выходили ночью наружу и даже бегали на спор до вышки и обратно. Бывало, замерзали насмерть или обмораживались и становились калеками. Но дети есть дети, и новые бегали в ночь так же, как все предыдущие.

Около полуночи, когда, наконец, установилась тишина, Анюта легко толкнула папу в плечо:

— Папа!

— Чего случилось?

— Мне нужна помощь. Проводи меня наружу.

— С ума сошла?

— Очень нужно. Я оденусь тепло.

Папа сел на тюфяке, протер глаза и придвинулся ближе к Анюте.

— Рассказывай. — Его взгляд остановился на снегоступах. — Чтобы тебе помочь, я должен понимать, что происходит, и быть уверенным, что моя помощь будет помощью, а не вредом.

И Анюта рассказала. Все. Рассказала, как день за днем ее мучили Близнецы и к какой беде это привело. Рассказала про Сказочника, как он ее спас, и о том, что он может стать подземником уже завтра, то есть раньше Близнецов, чего они не допустят. Рассказала и о том, что ей и Дуньке ничего хорошего впереди не светит, Близнецы не дадут им жить нормально даже в лучшем случае, а в худшем судьба обеих незавидна, причем Анюте уже в ближайшие дни грозит смерть.

Закончила она рассказ главным, к чему вела: надо поторопиться предупредить Сказочника, Близнецы не дадут ему пережить ночь. Утром он превратится в их соперника.

Папа не перебивал. Выслушав до конца, он не задал никаких вопросов. Он все понял.

— В Холодную пещеру пойду я, — сказал он. — Нельзя, чтобы тебя увидели у чужака.

— Я хочу сама.

— Значит, ты рассказала не все. Ты так сильно за него переживаешь… Ты же не надеешься, что если его возьмут в подземники, то он непременно женится на тебе?

— Я не надеюсь… Но мне очень этого хочется. Поэтому я хочу пойти сама, чтобы он видел, кто здесь на его стороне и кому он может доверять.

— Все равно тебе идти нельзя. Ты девушка, и ты невеста. Риск должен быть оправданным. Чтобы предупредить Сказочника, ты рискуешь жизнью. Так нельзя. Поверь, я сумею правильно объяснить, кто меня к нему направил и кому он обязан. Можешь на меня положиться. К Сказочнику пойду я, но все мои слова будут о тебе. Ты же этого хотела?

— Да, папа. И все же… Я пробежала бы за несколько секунд, а тебе придется идти долго.

— Справлюсь.

Папа надел все, что нашлось дома, особо закутал ноги и, уже готовый к выходу, замотался в одеяло.

— А если Сказочника выгонят из деревни? — Взявшись рукой за входную занавеску, папа остановился, оглянулся и посмотрел Анюте в глаза. Он смотрел долго и пристально. Ему нужно было знать, что