Книга Смерть под крышами - Игорь Яр

что рука, сжимающая цевье, у меня вывернута неестественно, словно не «Сайгу» держу, а АК с подствольным гранатометом. Ну, я и ... Ладно, потом самокритикой займусь. Пусть и не гранатомет, но тоже «подствольник»! Как же забыл про фонарь, что прикрепил на планку. Что только от волнения не случается, это не про зомби, а про стресс вообще.

Теперь проще, продолжая удерживать под огнем нижнюю площадку, перехватываю цевье так, чтобы удобно нажимать и отпускать кнопку фонаря. Вздохнув, включаю свет. Круглое пятно ксеноновой лампы освещает нижнюю площадку, еще больше оттеняя мрак подъезда. На площадке никого, только бурая жидкость залила плитку, вперемешку с отбитой и раскрошенной штукатуркой. А вот чуть дальше, на ступенях, темная куча тряпья и плоти. Это тот самый бегун, что польстился на мой цветочек. Вот только один ли он там? Проверить это иначе, чем заглянув в тамбур, не получится.

В «Сайге» еще пять картечных патронов. Дозарядить бы, но вот побаиваюсь остаться с одним патроном в стволе, если что не так пойдет. Проверить бы не мешало, полностью «дошел» мой клиент, или притворяется и набирается сил? Вот только куда «контрольный» делать, где у него башка? Освещаю фонарем окрестности вокруг тела, вроде никого. Снова смотрю на лежащее существо. Черное оно потому, что остатки одежды на нем именно такого цвета. Куртка из «плащевки» с капюшоном, штаны спортивные, ботинок нет, торчат лапищи, как у зверя какого-то. Рук не видно, под себя сложил, когда падал. Одежда на нем вся в обтяжку, словно на два размера меньше нужного надел, местами уже швы разошлись. Голова с остатками волос, когда-то стриженных «ежиком», грязными и залитыми той же бурой массой, что на полу. Видно, по башке неплохо прилетело.

Выбора нет, голова-то вот она, надо просто проконтролировать, как киллеры в кино говорят. Теперь уже прицеливаюсь точно и стреляю в то место, где голова должна соединяться с позвонками. Снова грохот, ударная волна, но сейчас воспринимается уже не так сильно. Тело шустрой нежити дергается, и едва успеваю пригнуться от кусков черепа и прочей гадости, отлетевших от тела.

Это моя ошибка, не хватало еще получить разлетающуюся заразу прямо в глаз. По спине потек пот, так и раньше случалось, только с ледорубом. Ведь в машине остались стоматологические маски, Алене спасибо. Из-за такой вот забывчивости мог зазря сгинуть... Что дочке тогда сказал бы? «Юля, беги, пока папка не съел?»

Одно хорошо, на выстрел никто не показался из подъезда, похоже, там чисто. Снова нажимаю кнопку фонаря, она не фиксирующаяся, ступаю так, чтобы не влезть обувью в разлившееся зомбячье дерьмо. Похрустывая штукатуркой под ногами, пробую осветить тамбур во всех углах. Показались почтовые ящики на стене, дверь, и... И еще одна кучка тряпья, только маленькая, больше никого и ничего. Подхожу к двери тамбура, толкаю ее ногой, держа проем под прицелом. Если там кто-то оставался, то нарвался бы на заряд в упор. Картечь не дробь, но такой дистанции несется тоже почти монолитом, словно пуля, особенно в контейнере. Но за этой дверью никого нет, не считая еще одной кучи тряпья и... и костей, обглоданных добела. Пробивающийся через боковые стекла уличный свет только подтверждает мой вывод. Дальше только входная дверь с замком домофона.

Несмотря на смрад, вздыхаю полной грудью, эту пару минут, оказалось, не дышал. Теперь можно спокойно осмотреться. Еще и свет зажечь, вот он, выключатель. При свете не слишком яркой пары ламп видно ничуть не лучше, чем от острого луча фонаря. Надо помочь фонариком, но, сначала, неплохо бы проверить, что там, за дверями первого этажа. А еще неплохо бы дозарядиться. Поднимаюсь на площадку к окну, достаю запасной магазин. Отмыкаю использованный, пристегиваю полностью снаряженный.

Окно тоже хорошо бы открыть. Пусть немного привык дышать через косынку, но, после того, как разнес башку нежити, проветрить надо срочно. С трудом, одной рукой, не выпуская из виду нижнюю площадку, поворачиваю ручку окна. Распахиваю створку и с облегчением ощущаю струю свежего воздуха. Вспомнив про необходимость держать связь, дотягиваюсь до рации и сдвигаю наушники.

- Юля, прием!

- Папа, папа, у тебя все хорошо?

- Да, дочка, все нормально. Прием.

- Тут так грохотало, это ты стрелял?

- Да, больше некому. Сиди на месте, мне еще надо проверить соседей.

- Папа, не надо, приходи обратно!

- Дочка, без этого мы не сможем быть спокойны. Я осторожно. Прием.

- Все равно боюсь.

- Пока, конец связи. Рацию не выключай.

Отпустил тангенту, за время разговора никто так и не показался. Затягивать не стоит, здесь, как и во всем подъезде, всего две квартиры на этаже. Спускаюсь вниз, стучу кулаком в одну дверь, другую, и снова отхожу вверх по лестнице, держа площадку под прицелом. Ничего не поделать, хочешь жить - шевели ногами почаще, и всем остальным тоже.

В квартире справа тихо. А вот в левой кто-то открыл внутреннюю дверь и подошел к наружной, в наушниках хорошо слышно. Кричу, «есть кто живой?» - и вновь оказываюсь на площадке между этажами. Дверь мне так и не открывают, что понятно. Но из-за железа слышу приглушенный голос соседа.

- Это кто?

- Сосед ваш со второго этажа, Игорь!

- В Вадика это ты стрелял?

Теперь начинаю понимать, кто этот жирный и шустрый мертвяк, пытавшийся напасть на меня и что за тряпье с костями в углу... Это сосед с первого этажа, что прямо подо мной жил. А маленькая кучка – наверняка его ребенок. Спортивный костюм его обычная одежда, он и сына в такую наряжал. Вот, теперь почти рядом и лежат. А кто в тамбуре загрызен, не признал, только по остаткам одежды понятно, что женщина. Но при жизни этот «Вадик» казался намного меньше, здоровый, конечно, но не до такой степени. Он что, так на мертвых отъелся за это время?

- Если это тот мертвец, что ребенка своего погрыз, то да.

- Правильно сделал. Он нам дорогу закрыл, не выбраться.

- Что здесь случилось?

- Он пришел с работы уже бешеный, ну, больной весь. И сына из садика привел. Жена его не впустила, он тут и сдох, сынишка все плакал. Потом ожил, и больше никто не шумел.

- Малого что не впустил?

- Хрен его знает, может тоже укушенный? По радио-то успели про них рассказать.

- Он не укушенный. Мертвые «своих» не едят.

- Не врач я и