Книга Молчаливое море - Александр Николаевич Плотников

столик бутылку «Столичной».

— Она не пьет, — предупредил Вася. — И я тоже...

— Мы только по единой, за встречу, — разворачивая кульки, говорил отец. — А может, я схожу в буфет за вином? — предложил он.

— Вина мы тоже не пьем, — упрямился Вася. Я незаметно дернула его за рукав. Он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. 

— Вот что, отец, — сказал Вася, глядя на то, как, запрокинув голову, тот жадно пьет водку. — Я вырос и избавил тебя, наконец, от алиментов, теперь я прошу об одном: оставь нас с матерью в покое. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Если и ношу твою фамилию, то просто по недоразумению...

Отец, не отрываясь, глядел на Васю. В его грустных блекло-голубых глазах были боль и укор.

— Я всегда любил тебя, сын... — с трудом выговорил он.

— Спасибо тебе за такую любовь! — язвительно произнес Вася.

— Я любил тебя, — снова повторил отец. — Я хотел взять тебя, когда мы разошлись...

— Когда ты бросил нас с матерью?! — перебил его сын.

— Мы с Анной были разными людьми.

— Ну да, когда она тебя выучила, помогла на ноги встать, тогда...

— Я ее тоже уговаривал учиться.

— А кто бы тогда на кусок хлеба зарабатывал? Кто бы мои пеленки стирал? — почти выкрикнул Вася. Он стал злым и некрасивым в этот момент. Разве можно так обижать больного и надломленного человека, который к тому же приходится тебе отцом?

Я сидела, как на иголках, хотя понимала, что без меня Вася наговорил бы еще больше дерзостей. Когда же, наконец, мы распрощались, я сказала Васе:

— Не думала я, что ты можешь быть таким жестоким...

— Я всю жизнь буду ненавидеть несправедливость и ложь! Всегда и во всем! — запальчиво выкрикнул он.

Глава 10

Рассказывает автор:

Отряд советских кораблей направлялся в район предстоящих учений. «Величавый» шел вторым, правя в кильватер ракетному крейсеру, своему «старшему брату», как в шутку называл Исмагилов флагманский корабль.

— До чего красив, шайтан! —  завистливо цокал языком капитан-лейтенант, поглядывая на его громоздящиеся надстройки и дальнобойные ракетные установки. Портнов находился на главном командном посту снова в качестве «тени» Исмагилова.

— Дублер должен быть тенью вахтенного офицера, — любил повторять Неустроев. — Глаза и уши держите настороже, а язык на привязи!

Натовские корабли снялись почти одновременно со своими соседями по стоянке. Сначала они на параллельных курсах сопровождали отряд, затем скрылись из виду, хотя радиолокатор показал, что они по-прежнему находятся неподалеку.

— Цель номер один повернула в нашу сторону! — доложили из боевого информационного поста. — Движется полным ходом!

— Начинаются фокусы, — сквозь зубы проворчал командир. — Кто стоит на маневровых клапанах? — запросил он машинное отделение. — Будьте внимательны!

— Цель номер один идет на пересечение курса! — снова сообщил БИП.

— Чаще докладывайте дистанцию! — распорядился Неустроев.

Портнов подошел к ночному визиру. В голубоватых линзах светились три разноцветных глаза — ходовые огни американского корабля.

— Передать по международному своду сигналов: вы маневрируете опасно! — приказал командир радистам.

Американец стремительно приближался. Уже был слышен надсадный свист его вентиляторов.

— Право руля! Стоп машины! Обе полный назад! — выдерживая четкие паузы, скомандовал Неустроев. Вздрогнула под ногами палуба. Это машины гасили инерцию переднего хода.

— Негодяи! Наглецы! — в сердцах ругнулся командир, когда сторожевик, оставив пенную борозду, прошел всего в полутора кабельтовых впереди «Величавого».

— Вот тебе и приятного аппетита! — усмехнулся молчавший до этого замполит Поддубный.

Портнов чувствовал, как тревожно колотится его сердце. Безвозвратно сгорело несколько нервных клеток, — так бы сказала сейчас Аллочка. Припомнилось, как в детстве он никак не мог понять термина «холодная война», который часто повторяли в радиопередачах. А ныне он увидел холодную войну воочию. Без сомнения, командир американского сторожевика затеял провокацию. Должно быть, ему хорошо пообещали за дипломатический инцидент, который может вызвать столкновение кораблей.

Посыльный принес Неустроеву радиограмму.

— Командир отряда благодарит за выдержку, — прочитав ее, объявил всем капитан третьего ранга.

Рассвело. Силуэт американца синел в сумеречном мареве уже с противоположного борта «Величавого». Повторить психическую атаку у его командира, видимо, не хватило духу.

У Портнова отлегло от сердца, как и у остальных, стоящих на ходовом мостике ракетоносца. Расслабившись, переминался с ноги на ногу рулевой. А Неустроев отчаянно боролся со сном. Мучительная дремота то и дело смеживала его веки. Но командир тут же встряхивался, словно подброшенный пружиной.

Невольно Портнов стал размышлять о нелегкой командирской доле, об ответственности, лежащей на его плечах. Сможет ли он, Портнов, так же вот целыми сутками не сходить с мостика? Хватит ли у него душевных сил, чтобы не растеряться в обстановке, подобной сегодняшней? А если вдруг случится война? Сумеет ли он глянуть в лицо смертельной опасности?

Между тем закончилась его вахта. Капитан-лейтенанта Исмагилова пришел сменять лейтенант Смидович. Вполголоса, чтобы не тревожить забывшегося командира, вахтенные офицеры уточняли курс корабля.

Рассказывает Аллочка:

Мы едва не поссорились в тот вечер с Васей. Меня чуточку покоробила его прямолинейность. Я была убеждена, что человек должен уметь прощать. Ведь люди — не ангелы! Разве можно быть уверенным, что и сам ни разу в жизни не ошибешься? Неужто любовь так же быстро должна превращаться в ненависть, как кипящая вода в пар? Нет, Вася был ослеплен обидой за неудавшуюся жизнь своей матери. Но спорить и переубеждать его было бесполезно.

В душе я искренне жалела его отца — безвольного, но, как мне казалось, доброго человека, плывшего по течению. Но Васе я своих мыслей высказывать не стала.

Мой милый курсант, хотя и стал теперь более стройным и ловким, но на людях по-прежнему терялся до смешного. Без конца оправлял свою форменку, трогал пальцами пряжку широкого матросского ремня. Дважды мне удалось заманить его на танцевальную площадку в городском саду. Появление моряка, естественно, вызывало интерес, особенно у девчат. Под кокетливыми взглядами Вася начинал робеть, он чувствовал себя, как под пулеметными очередями, хмурился и нервничал. Танцевать его в училище не научили, поэтому он не рисковал выходить со мною на