Книга Харикл. Арахнея - Вильгельм Адольф Беккер

или за поимку сбежавшего раба.

Рабы и рабыни, а также и люди свободные, выбирая и торгуясь, расхаживали по рядам продавцов и запасались всем необходимым на день. Иной останавливался долее чем нужно у стола хорошенькой продавщицы или же, подойдя к корзинке торговца плодами, ласково заговаривал с ним с целью поесть незаметно фруктов, в то время как кто-нибудь другой покупал или разменивал драхму. Но вот раздался звонок на рыбном рынке и возвестил о начале торговли. Все устремились туда, чтобы не прозевать своей важнейшей покупки. Идя к столам менял, Харикл должен был пройти по этой части рынка. Было забавно смотреть, как любители рыбы пускали в ход всё своё красноречие в надежде победить убийственное хладнокровие продавцов, упорно стоявших на своей цене.

— Сколько будут стоить эти щуки, коли я возьму их пару? — спросил торговца какой-то гастроном, стоявший возле него.

— Десять оболов, — отвечал тот, почти не глядя на вопрошавшего.

— Дорого — возражал этот, — ты отдашь за восемь? — Да, одну.

— Друг, — продолжал покупатель, подавая ему восемь оболов, — бери деньги и не шути.

— Я сказал их цену, не хочешь, так проходи мимо.

Подобных сцен было немало, и Харикл с удовольствием остался бы здесь долее, не будь с ним Мана, который нёс драгоценный ящик.

В отделении трапецитов он встретился с Ктезифоном, который в ожидании его ходил взад и вперёд. Как хотелось ему поделиться с ним своим счастьем, но чудной старец строго запретил ему говорить о случившемся. Впрочем, то, что он вновь купил дом своего отца, не могло оставаться тайною, рассказать же другу, что он узнал Фориона как честнейшего и благороднейшего человека считал он своей обязанностью, так как и Ктезифон слышал про него дурное.

— Непостижимо только то, — сказал он в заключение, — как мог этот человек, олицетворение честности и великодушия, прослыть за скупца и ростовщика.

— Это меня нисколько не удивляет, — сказал Ктезифон. — Толпа судит обыкновенно по внешности. Часто самый отъявленный негодяй слывёт образцом добродетели, между тем как порядочного человека не умеют ценить по заслугам. Я думал именно об этом в ту минуту, как ты пришёл. Посмотри-ка, вон там пробирается вдоль стенки человек, с кислой физиономией и длинной бородою; он подражает спартанцам, а потому ходит постоянно босиком, в плохенькой одежде и не обращает, по-видимому, никакого внимания на то, что происходит вокруг него. Не следует ли счесть его человеком в высшей степени серьёзным, скромным и самых строгих правил? Но, могу тебя уверить, нет той гадости, которой бы он не творил ночью, когда сходится с товарищами в своём притоне. Да, — продолжал он — человеку, желающему изучать людей, весьма полезно ходить сюда почаще и наблюдать. Взгляни ещё вот на этого человека, который идёт нам навстречу в сопровождении трёх рабов. Как он гордо смотрит перед собою, даже не поворачивает головы, чтобы не иметь необходимости поклониться кому-нибудь. Его одежда спускается до самых пят, а руки разукрашены множеством колец[54]; он громко говорит с своими рабами о серебряных кубках, рогах и чашах для того, чтобы все проходящие слышали его, и чванится, как будто нет ему равного на свете. Ну, а как ты думаешь, кто он такой? Человек самого низкого происхождения, который ещё недавно был в нищете, а теперь разбогател. Теперь он показывается только в отделении трапецитов и, недовольный своим именем, удлинил его на два слога, стал называть себя вместо Симона — Симонидом. Он полагает, вероятно, что имя изменяет человека. Я часто видывал его прежде, как он в грязном платье носил покупки за ничтожную плату, а теперь он обиделся бы ужасно, если б дурно одетый человек вздумал заговорить с ним. Посмотри также и направо: видишь этого сухощавого человека с чёрными взъерошенными волосами, который расхаживает по рыбному рынку, ничего не покупая, и только за всем наблюдает; это один из опаснейших сикофантов. Подобно змее или скорпиону, ползает он по всему рынку и, держа всегда наготове своё ядовитое жало, зорко высматривает, нет ли где человека, которого бы можно было погубить, сделать несчастным или по крайней мере хорошенько обобрать, пригрозив подачей опасного доноса. Ты никогда не увидишь, чтобы кто-нибудь с ним разговаривал или был в его обществе; но, как тень безбожника в царстве Гадеса[55], по изображению живописца, человека этого постоянно окружают проклятия, клевета, зависть, раздор и вражда. Да, в этом заключается несчастье нашего города, что он питает и поддерживает ядовитое отродье сикофантов и пользуется ими как обвинителями, так что самый честный человек вынужден льстить им и стараться привлечь их на свою сторону, чтобы оградить себя от опасности[56].

— Да, конечно, это можно поставить в укор Афинам, — сказал Харикл, — но знаешь ли, кто обращает на себя моё внимание гораздо более, чем все те, на которых ты мне указывал? Вон те молодые люди, которые шляются около продавщиц благовонных мазей. Посмотри, какими франтами они расхаживают, как растопыривают руку, чтобы самым кончиком пальца почесать голову или тщательно поправить волосы, чёрный цвет которых, может быть, куплен ими здесь же. Для меня нет ничего противнее молодого человека с таким женственным лицом и сладким голосом, от которого разит благовонными мазями и который, чего доброго, держит в руках букет цветов или душистый плод. Вообще, как отличается нынешняя жизнь на рынке от той, которую рисовал мне отец по воспоминаниям из своей юности, когда молодые люди совсем не посещали рынка или, краснея и со стыдом, торопились пройти через него, если необходимость заставляла их сделать это.

— О, эти времена давно уже прошли, — сказал Ктезифон, — мы сами разве не молодые люди, однако ж мы на рынке.

— Да, но по необходимости, — возразил Харикл, — и ты мне вовремя напоминаешь, что нужно идти разыскать трапецитов Диотима и Ликона. Мне бы хотелось, чтобы ты пошёл со мною. Я знаю, что дела с менялами производятся обыкновенно без свидетелей, но в данном случае ты можешь мне понадобиться. Эти менялы не всегда бывают людьми честными и часто водят за нос человека неопытного, посредством всевозможных обещаний и увёрток.

Ктезифон охотно согласился. Трапециты, из рук которых Харикл должен был получить большую часть своего состояния, были совершенно разными личностями. Диотим, человек уже пожилой, пользовался репутацией чрезвычайно честного человека. Он был не только менялою, но другом и доверенным лицом Хариноса. Когда последний, боясь обвинения, решился