Книга Руки, полные дождя - Мэй

в загробном мире. Любом из них. Лишь часть её души. Она стала бы такой же тенью, но на дорогах Дуата.

Амон знал, что это правда. У них в пантеоне не было Зевса, который много раз делал детей со смертными, но как-то у Тота появился сын от обычной женщины. Милый мальчик, который решил стать воином. Он умер лет через триста от ранения. Смерть его была долгой и мучительной, поэтому Тот попросил Амона позвать Анубиса, чтобы облегчить переход.

Так и вышло. Но Анубис не смог провести душу в какое бы то ни было посмертие: бо́льшая часть сущности сразу исчезла, как бывало у богов, а остаток тенью соскользнул в мир мёртвых.

Луизу ждала та же участь. Может, поэтому она и не вернулась полностью – нечему возвращаться, со смертью её физического тела та часть исчезла безвозвратно.

– То, что умерло, должно оставаться мёртвым, – слова Анубиса звучали печально. – Это закон. Я не должен был возвращать её без разрешения. Ей плохо.

Гор фыркнул, скрестив руки на груди:

– А что ты должен был сделать? Эй, Луиза, не желаешь ли вернуться? Ну, не факт, что целиком. Если ей так не нравится, она может умереть. Но вместо того, чтобы прыгать с крыши, пришла к тебе, попробовать немножко чужой жизни. У вампиров тоже есть выбор.

– А что насчёт тебя? Куда исчезает твоя жизненная энергия? Почти так же, как делала Луиза. Может, у тебя свой вампир?

– Не говори ерунды. Я не дарю энергию какой-то девице, которая не может оценить, что ей не дали умереть.

– Ой, да не взяла она много.

– Достаточно! Я не для того…

Гор осёкся, и Анубис подозрительно прищурился. Он даже подался вперёд:

– Что? Договаривай.

– Ничего. Давай возвращаться.

– Нет уж! Говори, что тебе известно! Ты что-то знаешь о том, почему умираешь. Дело не только в Кроносе?

– Отстань.

Анубис с силой хлопнул ладонью по столу и в раздражении поднялся. Амон благоразумно отодвинулся в сторону: обычно такие бурные эмоции у Сета, но здесь Анубис явно злился. И наверняка боялся за Гора.

Перестав ходить между столиками, он обернулся к Амону:

– Заставь его!

Амон – глава пантеона. Он может приказать, хоть и не любит этим пользоваться. Но уж в данный момент точно не собирался.

– Успокойся, Инпу…

Амон глянул на хмурого Гора, который сидел, скрестив руки на груди и уставившись на свечку на столе. Наверняка это он захотел осенних сумерек.

– Давайте вернёмся к остальным, – проворчал Амон. – Инпу, тебе стоит успокоиться. Гор, а тебе точно всё рассказать. Но приказывать я не буду.

Он знал, что в обычном мире разгар дня, время, когда его сила на пике. Они с Эбби как раз планировали изучить, в каких же случаях её прикосновения обжигают. Пока что походило, если он ослаблен. Так что середина дня – самое время попробовать.

– Верните меня обратно, – проворчал Амон. – У меня есть важные дела.

Амон сидит в клубе Сета на высоком барном стуле и болтает ногой. Ему нравится местная атмосфера, а неоновый свет ластится к рукам. Он пьёт человеческий алкоголь, который действует на богов куда медленнее, и не особо слушает Гора, который не затыкается с тех пор, как ополовинил бутылку божественной настойки, выданную Анубисом.

Амон узнал многочисленные подробности жизни Гора. В том числе такие, о которых точно предпочёл бы не знать. Но Гор хотя бы не лез на барную стойку, как любил делать Арес, когда напивался.

– Всё ужасно! – возвещает Гор.

– Ага, – соглашается Амон и, подхватив бутылку, болтает. Настойка на дне. – Почему на этот раз?

– Когда от меня ушла жена, Инпу приходил. А я его прогнал, представляешь?

– Это было сто лет назад.

– Сто двадцать!

Про жену Амон этим вечером уже наслушался. Он готовится к очередному кругу, но Гор начинает говорить, как жалеет, что не приходил к Анубису, пока Осирис не выпускал того из царства мёртвых.

– Отец считал, так лучше. А я знал, что воробушку это не нравится, но не приходил. Я был плохим братом.

– Ага.

– Я хочу ни о чём не жалеть, когда умру. Почему я раньше не мог ему сказать, что ценю?

– Ты пьян, Гор, – вздыхает Амон.

В этот момент к ним подходит Анубис, подхватывает бутылку и округляет глаза, когда понимает, что она пустая. Переводит взгляд на Гора и обращается к Амону:

– А, дерьмо. Последи, чтобы его не потянуло на приключения, хорошо? Моя смена закончится через двадцать минут, отвезу его домой.

Амон хочет сказать, что Гор спокойный, и какие приключения… но в этот момент сиятельный сокол хочет встать со стула и не наворачивается исключительно потому, что Амон успевает его подхватить.

– Ну?

– Я тебе что, машинка? – возмутился Локи.

Тут же вернулся к тому, что Гадес мог охарактеризовать как «созерцание». Он уже успел несколько раз пожалеть, что позвал Локи в Подземный мир. Персефона считала, он может помочь: как бог обмана прочувствовать и ощутить то, что происходило в Подземном мире. Что-то такое, упускаемое ими самими.

Поэтому теперь Гадес стоял, прислонившись спиной к кованой беседке, и смотрел, как Локи уселся перед Стиксом. Наблюдая за лениво текущими водами, всматриваясь в другой берег, утопающий в тумане. Правая рука Локи рассеянно перебирала белые звёздочки в соцветии асфоделя.

Он к чему-то прислушивался. Принюхивался. Пытался ощутить.

– Какой-то фигнёй страдает, – философски изрёк Харон.

Сегодня он выбрал футболку с истёртым изображением Фредди Меркьюри со вскинутой рукой, и Гадес не сомневался, тут не обошлось без Анубиса, который обязательно зависал с Хароном за разговорами о музыке, если наведывался в Подземный мир.

Харон казался мужчиной средних лет с аккуратной бородой. Сегодня он ещё нацепил клетчатую рубашку, подарок Персефоны, она умилялась, что так он похож на канадского лесоруба.

День не задался с самого утра.

Точнее, с ночи. Когда телефон завибрировал, высвечивая жизнерадостное сообщение от Амона: «Ты в курсе, что твоя дочь позаимствовала немножко жизни у Анубиса?»

Он в курсе не был, хотя подозревал, что рано или поздно закончится чем-то подобным. В квартире Сета оказалось, что всё не так страшно: сам Анубис крепко спал, восстанавливая силы, Луиза успела уйти.

Ни Гадес, ни Сет так и не спали ночью. Они долго сидели на кухне, и Гадес честно рассказал о Луизе в последнее время.

Он был рад, что она жива. За последние недели он успел узнать её лучше, чем за все прошедшие годы, может, потому, что она наконец-то ощутила себя богиней смерти. Себя смертью. В себе смерть – которая так и застряла