Книга Вендетта. Том 2 - Олеся Шеллина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мой тебе совет, Михаил Петрович, – Прокофий Акинифиевич стал натягивать перчатки, чтобы уже покинуть этот город, да и сам остров, который ненавидел всеми фибрами своей души. – Ублажи уже леди Картерет. Бабёнка она в самом что ни на есть соку. Да мужской лаской дюже обделенная. Муж-то такой большой человек, такой занятой, аж страшно становится до дрожи в поджилках. Только вот на то, чтобы хоть изредка жену навещать в её опочивальне, сил-то поди уже и не достаёт. А на тебя она смотрит так, что даже у меня, отпетого богохульника и грешника пар из ушей так и прёт. Так что не будь дураком, и сам потешься и женщину счастливой сделай. А уж она за тебя мужу-рогоносцу словечко замолвит.
– Или он меня на дуэль вызовет, – усмехнулся Бестужев.
– Не вызовет. Куда он против такого красавца статного со своим пузом? – уверенно возразил Прокофий Акинифиевич. – Да и стыдно ему должно быть, за то, что жена его мужским вниманием обделённая ходит, это же и на него самого тень бросает. А неудовлетворенную женщину за версту видать. Так что, он послушает её, да бросит недоверием мучится. Какое уж тут недоверие, вы же почти братьями станете, – Демидов хохотнул и похлопал задумавшегося Бестужева по плечу. – Ну всё, прощай, Михаил Петрович, ни пуха тебе ни пера в твоих нелегких начинаниях.
– К черту, Прокофий Акинифиевич, – пробормотал Бестужев.
Демидов вышел из дома, а он так и остался стоять в холле, пытаясь найти в плане Демидова изъян. Но никакой веской причины, кроме отговорок: «Я не хочу. А как же Анна? Это вообще грех», – у Михаила Петровича не находилось.
– О, леди Картерет какая просто изумительная встреча, – раздалось из-за двери. – А я уезжаю. Какая жалость. И ведь ехать придется на корабле через пролив, а то я послал бы эту поездку к чертям, чтобы насладиться вашим прелестным обществом.
– О, господин Демидов, а как мне жаль, что вы уезжаете, – никакой жалости в голосе не было слышно, и практически сразу раздался стук дверного молотка в дверь.
Бестужев сделал знак выскочившему на стук лакею, что сам откроет, и что тот может убираться подальше и пошел открывать.
– Леди София, вы пришли навестить меня? – он помог ей войти и запер дверь.
– Я прогуливалась, и решила передать вам лично приглашение на завтрашний ужин. Мы вынуждены оставаться в Лондоне, из-за службы лорда Картерета, а сезон начнется ещё не скоро. Это всё просто ужасно.
– Да, вы правы. Сезон закончился, бедной женщине нечем себя занять, – пробормотал Бестужев по-русски, принимая решение. На что только не пойдешь ради Отчизны, сказал он себе и потянул шелковую ленту, развязывая капор, которым были закрыты волосы леди Картерет.
– Что вы говорите, и что вы делаете? – её возмущение было столь искренним, что Михаил Бестужев даже сначала подумал, что они с Демидовым ошиблись в своих предположениях.
– Я говорю, что, наконец-то, мы остались наедине, – он отшвырнул капор в сторону и притянул к себе слабо сопротивляющуюся женщину.
– Меня ждет карета, кучер, моя служанка…
– Да плевать, скажете, что лента на капоре порвалась, пришлось ждать, когда её зашьют, – и Бестужев решительно её поцеловал, а когда не получил пощечины, зато почувствовал, как она ему, надо сказать не слишком умело отвечает, то понял, что движется в верном направлении. Сейчас главное, чтобы сам государь Пётр Фёдорович не испортил их интриги.
* * *
Уже полчаса я орал на Ушакова. Орал самозабвенно и ни разу не повторяясь. Андрей Иванович же с философским видом рассматривал рукоять своей трости, всем своим видом намекая, что ору я в пустоту, и никакого раскаянья от него не добьюсь. Нет, я догадывался, что они с Бестужевым, который Михаил что-то замыслили, но размах от меня, если честно ускользал. Демидову было велено помогать Михаилу Петровичу, чем возможно, но в подробности я не вдавался, полагая, что и Ушаков, да и сам Бестужев опытные интриганы и вполне осознают последствия своих интриг. Вот только зря в подробности не вдавался, как оказалось.
* * *
Прошла неделя с тех пор, как мы вернулись в Петербург. Погода нам благоволила, поэтому добрались быстро и без дождей. Пашка постоянно просил взять его в седло, и я не отказывал. Казалось, что за эти дни мы с сыном стали еще ближе. Здесь же в Петербурге мы с ним заключили соглашение: я разрешил ему сидеть тихонько со мной в кабинете, когда я работаю. В это время он тоже был занят «работой», в основном рисовал, а также разучивал буквы и цифири. Но это можно было делать, только, когда я там один или с Бехтеевым. Если у меня были посетители, то Великий князь тут же выдворялся в детскую. То же касалось часов, когда он должен был заниматься с учителями, а также во время обеденного сна. Я, если честно поначалу слегка охеревал, когда узнал, что моего ребенка планируется начинать учить с четырех лет. Вот только мне весьма доходчиво пояснили, что даже это уже поздно. Наследник престола должен быть хорошо образован. А как успеть вбить в его голову несколько языков, и кучу наук, ежели не начать изучать основы с раннего детства?
В итоге я с Машкиными доводами согласился, но поставил условие, что планы учебной программы будут проходить через меня.
Учителем я утвердил Ломоносова. Так как в некоторых моментах я сам называл себя самодуром, то и самодурствовал по полной. То есть, Михайло Васильевича никто не спрашивал, хочет он или нет, заниматься наследником. Его просто перед фактом поставили.
В общем, мы прибыли, утрясли какие-то совсем уж неотложные дела, утвердили программу обучения Пашки и тут нагрянул герцог Кент. Продолжать его игнорировать у меня не было никакого приемлемого повода, поэтому я вынужден был его принять. Переговорить с Ушаковым о странном поведении англичанина я не успел, потому что Андрея Ивановича в Петербурге не оказалось. Он