Книга Затерянный храм - Том Харпер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Больше не любишь греческий кофе?
— Проверяю, нет ли там стрихнина.
Марина против воли рассмеялась:
— Обещаю, что если захочу убить тебя, то сделаю это собственными руками.
— Ну хорошо.
Грант поднял чашку и осушил ее одним глотком. И стал смотреть, как пьет свой кофе Марина. Ей, должно быть, сейчас лет двадцать семь, подумал Грант, она похудела с тех пор, когда он, хромая, пришел в этот дом, но красота ее все та же — дикая, непредсказуемая. Уже тогда она и ее брат были известны среди членов Андартико, греческого Сопротивления. В последующие месяцы они, с помощью и поддержкой Гранта, сделались чуть ли не самой заметной занозой в боку немцев. И более того, Грант и Марина стали любовниками. Их связь была тайной, они прятались и от немцев, и от греков — короткие встречи украдкой в пастушьих хижинах и за разрушенными каменными заборами, обычно в жаркие дневные часы, перед ночными вылазками. Грант еще помнил вкус пота на ее шее, шелест листьев мирта и олеандра, ее стоны и его попытки заглушить их поцелуями. Это были дикие, суровые времена, но ощущения от секса делались только острее, живее. Пока в один сияющий, прозрачный апрельский день все не кончилось — возле ущелья в Белых горах, там, где пахло розмарином и порохом.
Грант понял, что Марина за ним наблюдает, и поспешно отпил воды.
— Значит, ты пришел предупредить меня. О чем, о тетради Пембертона?
Она справилась с эмоциями и стала спокойнее, говорила теперь вежливо и четко. Однако щеки ее все еще пылали.
— Это… — Он сделал паузу. — Это длинная история.
— Ну тогда давай сначала. — Марина откинулась на спинку стула и сложила руки на груди. — Расскажи, что произошло после того, как ты уехал с Крита.
— Я вернулся в Англию.
Даже такая простая фраза таила в себе множество историй: о том, как под покровом темноты надувная лодка подошла к отмели возле Дувра, о пустой комнате над кафе на Олд-Комптон-стрит, где приходилось задергивать шторы всякий раз, как по улице проходил полисмен, о полуночных собраниях в руинах разбомбленных домов.
— Потом однажды я шел по Бейкер-стрит, и на меня налетел какой-то человек. Буквально налетел — как в регби. Он очень извинялся, смущался и уговорил меня выпить с ним чаю. Он был так любезен, что я согласился.
— Это был шпион?
— Наверное, работал в «Маркс и Спенсер». Это такой магазин одежды, — прибавил Грант, видя, что она не поняла. — Но он был евреем. Он рассказал мне о своих друзьях, которые пытались уговорить наше правительство отдать Палестину евреям. Один Бог ведает, как они меня разыскали, но они вбили себе в голову, что я могу помочь им достать кое-какое оружие.
— И?..
— Я и правда мог. Во время войны мы прятали оружие по всему средиземноморскому региону, и кое-что не могло не остаться. Они заплатили мне наличными, я купил лодку, и мы начали дело. Ты знаешь, как это бывает. Ты начинаешь чем-то заниматься, о тебе узнают, и скоро люди стучат к тебе в дверь, желая получить то же самое. Только закончилась одна война, как тут же началась другая. Теперь вкус к ней почувствовали любители, они захотели сравняться с профессионалами и готовы были тратить на это деньги.
— А ты продаешь им оружие, чтобы они друг друга убивали.
Грант пожал плечами:
— Они так и так друг друга убьют. Я же помогаю уравнять шансы. Но три недели назад все полетело к черту. Военные обо всем узнали и подкараулили меня на берегу. — Он подался вперед. — И вот тут начинается самое интересное. В тюрьме меня навестил один человек из английской разведки. Ему плевать было на Палестину, и мое оружие его тоже нисколько не беспокоило. Он хотел, чтобы я сказал ему, где тетрадь Пембертона.
Марина, захваченная рассказом, тоже подалась вперед. Грант постарался не обращать внимания на то, как близко друг к другу оказались их лица.
— Но как он узнал?
— Наверное, я в своем рапорте об этом написал — о том, что Пембертон отдал мне ее перед смертью. Человек, который приехал ко мне в тюрьму, действовал наугад. Но ему было невтерпеж. Еще бы — ведь он приехал из самого Лондона только для того, чтобы расспросить меня, что же я знаю. Предлагал мне денег, предлагал вытащить меня из тюрьмы. А то и рыцарское звание, если я помогу ему.
— И что ты ему сказал?
— А как ты думаешь? Я сказал, чтобы он убирался к черту.
— Но он же выпустил тебя из тюрьмы.
— Я бежал.
— И сразу явился сюда. Зачем? Чтобы самому забрать тетрадь?
Грант вдруг потянулся и взял ее руки в свои. Марина ахнула от неожиданности и отшатнулась, но не смогла вырваться.
— Чтобы предупредить тебя. Этот английский агент не поленился доехать до тюряги в Палестине, чтобы разузнать, была у меня тетрадь или нет, — через шесть лет после того, как все это случилось. Боюсь, он не очень добрый человек. Он знает, что у меня была эта тетрадь, он знает, что мы с тобой связаны, и знает о твоих отношениях с Пембертоном. Чтобы собрать все воедино, много времени ему не потребуется.
Грант посмотрел ей в глаза:
— Тетрадь у тебя?
Марина задергалась в его захвате и в гневе замотала головой:
— Что ты с ней сделаешь? Отправишь этому человеку?
Грант отпустил ее, разведя руки в стороны так, что Марина отлетела назад, на спинку стула. Ее грудь под платьем высоко вздымалась, а на раскрасневшуюся щеку опять упал непослушный локон.
— Смотря что мы найдем. Если там говорится о битых горшках и камнях в земле, почему бы и нет? Но если там что-то более ценное… — Он помолчал. — Ты же много лет работала у Пембертона. Ты просто выросла в его доме. Ты однажды говорила мне, что в детстве Кносский дворец был твоей песочницей. Если он нашел что-то ценное, что-то стоящее таких усилий, разве тебе не хотелось бы узнать, что это такое?
Марина отвела его на первый этаж, где под основным жилищем располагались амбар и кладовые. На стенах висели хорошо смазанные сельскохозяйственные орудия, а пол устилали мякина и сено. Встав на коленки в дальнем углу, она разгребла сено руками, открыв прямоугольную трещину, обегавшую один из камней пола. С крюка на стене Марина сняла лом и вставила его в трещину, медленно отжимая камень. Грант не стал предлагать ей помощь — он стоял в дверях и осматривал прилегающую местность. Ему не давало покоя какое-то предчувствие. Он мог бы от него отмахнуться, но по опыту знал, что лучше этого не делать.
Железо звякнуло о камень — Марина положила лом на пол. Еще раз посмотрев во двор, Грант подошел к ней и заглянул в открывшееся отверстие. Размером в два квадратных фута, оно опускалось фута на три и было обито пыльными досками. Внутри он увидел три каких-то прислоненных к стенке узла, завернутых в козьи шкуры, а внизу — помятую коробку для патронной ленты. Марина легла на живот, протянула вниз руку и вытащила коробку. Щелкнули застежки, скрипнула крышка, и появилась тетрадь. Бежевые страницы пожелтели, обложка запачкалась оружейным маслом, но с монограммы еще не осыпалась позолота, и можно было прочитать: