Книга Меня зовут Шон - Клер Макгоуэн

зимние шины, а трубам — теплоизоляция.

Все еще стояли морозы. Детектив-констебль Элисон Хегарти стояла на краю сельской дороги, трясясь от холода под уродливым пуховиком, который ей пришлось купить несколько недель назад, когда началась настоящая зима.

— Выходит, он тут уже давно?

Ее напарник, детектив-констебль Том Хан, согревался, перекатываясь с пятки на носок:

— Док говорит, да. Промерз насквозь, сама погляди.

Элисон заставила себя посмотреть на тело в недавно подтаявшем сугробе, над которым трудилась пара криминалистов, чьи белые халаты сливались с островками снега на земле. Льдинки в ресницах, пепельно-серая кожа — очень похоже на содержимое маминого холодильника в Болтоне. Она понимала, что это необходимо, что это часть работы. И это был не первый человек, замерзший до смерти той зимой; им уже довелось отскребать несколько бездомных от тротуара в Севеноуксе — отвратительном городишке, где полно богачей, способных позволить себе выкинуть шестьдесят фунтов на рождественскую индейку.

Но там было другое дело. Тех бродяг не убивали.

— И сколько времени его будут доставать?

— Несколько часов. Представь себе, как размораживают холодильник, — Том показал обеими руками, будто откалывает маленькие кусочки льда.

Он перевелся сюда из участка в Восточном Лондоне и любил напоминать напарнице, что повидал в жизни немало ужасного. Элисон задрожала еще сильнее:

— Проклятье! Ну и холодрыга!

— Зима близко, подруга. Вернее, она уже здесь. Как думаешь, тут есть поблизости какая-нибудь забегаловка для дальнобойщиков?

Элисон покачала головой, на которой красовалась пришедшаяся ей весьма по нраву меховая шапка в стиле Раисы Горбачевой. Уж кто-кто, а русские женщины знают, как победить холод. Нужно просто вышвырнуть чувство стиля за окно и выйти на улицу в костюме подушки.

— Здесь рядом нет совсем ничего. Только те дома.

Она с тоской посмотрела на группу неказистых строений, приткнувшихся у сельской дороги в нескольких ярдах от них. На многие мили вокруг больше ничего, кроме полей и шоссе М25 за ними. Можно проехать куда-нибудь в Гэтвик или Хитроу, например, и даже не заподозрить о существовании этого крошечного поселения. У этой дыры даже собственного названия не было. Нет, уж ей-то точно не хотелось бы здесь жить — Элисон предпочитала бегать за молоком в ближайший магазинчик даже не переобуваясь.

У нее мелькнула мысль постучаться в дверь одного из домиков — скорее, того, что выглядел посовременнее, с тонированными окнами и дверью, которая смотрелась бы на своем месте даже в банковском сейфе, — попросить у хозяев чаю и получить возможность согреть озябшие ноги. Но так было бы не по правилам. Сначала полагалось расспросить жильцов о трупе, найденном в каких-то нескольких ярдах от их двери.

— Что они там копаются? — отрешенно спросила она. Моя мама размораживает холодильник с помощью фена. Может, и тут попробовать что-нибудь в этом роде?

Элли

— Простите, — сказал врач. Он был из тех частных докторов, которые знают, что каждое слово утешения означает для них прибавку к гонорару. — Я не могу установить причину вашего бесплодия.

Она уставилась на собственные ладони, сцепленные на коленях. Мать всегда учила ее не плакать на людях. Сдерживайся, подожди, пока не запрешься в ванной, прикрыв рот краешком полотенца, чтобы не тревожить звуками мужа. Он никогда не должен видеть твоих слез, кроме, конечно, слез радости. Когда он сделал тебе предложение, когда родились ваши дети.

— В самом деле ничего? — она-то надеялась на простой ответ, на простое объяснение того, почему ее тело месяц за месяцем исторгало из себя кровь с точностью часового механизма.

«Разумеется, это ты во всем виновата. Какому ребенку нужна такая мать?»

— Примерно в одной трети случаев для этого нет никаких причин. Но всегда есть альтернатива. Усыновление способно дать счастье…

— Нет, — ответила она. — Мой муж об этом и слышать не захочет. Ему нужен собственный ребенок.

Разумеется, они говорили об этом, когда только познакомились, много лет тому назад, в буфете Альберт-холла — она, знаменитая исполнительница, сияющая после успешного концерта, и он, молодой красивый мужчина, не сводивший с нее глаз.

Но тогда мысль о бесплодии или детях казалась такой далекой. Она высказала свое опасение — семейная история, сомнение в необходимости продолжения рода. Тогда он поцеловал ее, положив обе ладони на ее щеки: «Мне нужна только ты, милая моя девочка».

Теперь она узнала его получше. Ребенок сам по себе не имел для него значения — став отцом, он не стал бы менять подгузники или брать отгул, чтобы поболеть за сына или дочь на соревнованиях. Но он был из тех мужчин, которые последуют за любой женщиной, которая сумеет подарить им их собственные плоть и кровь. Мысль о том, что ее могут бросить ради более молодой, неиспорченной, причиняя Элли неимоверные страдания, указывала и путь к спасению — нужно успеть первой. Если она забеременеет, если у них родится ребенок, муж никогда ее не оставит. Она сохранит его, сохранит семью. И вот врач говорит ей, что этот выход не для нее. Они с мужем знали, что проблема не в нем. Он рассказывал, что когда-то, еще в университете, от него забеременела подружка. Но решила не рожать. Иногда, просыпаясь по ночам, Элли начинала думать о том ребенке. На кого он был бы похож? Мальчик или девочка? Дитя, которое не было ее ребенком, но было его — возможно, ей было бы достаточно и этого.

— Есть еще ЭКО, — продолжал утешать ее врач все тем же тоном. — Может быть, ваш муж согласится попробовать?

Она думала об этом — об унизительности пробирок, тестов и пластмассовой стерильности всего процесса. Планирование. Это было не для него. Он любил страсть, спонтанность. А теперь, все реже касаясь ее с прежним невысказанным желанием, просто поглаживал по голове, приговаривая: «Ты устала, наверное, милая». Но это было не так. Она не устала.

— Я поговорю с ним, — кивнула она, решительно подхватывая с колен свою сумку от Марка Джейкобса. — Спасибо, доктор.

Выходя из кабинета, она была уверена, что так и поступит. Приготовит ему прекрасный обед, зажжет свечи, откроет вино, а потом подбросит идею о том, чтобы попросить о помощи в создании настоящей семьи.

Сьюзи

В какой-то момент мне начало казаться, что я теряю контроль над собой. Это были всякие мелочи. То я ночью внезапно начинала потеть — вставала, чтобы убавить температуру на термостате, и в результате ощущала относительный комфорт аж при семнадцати градусах, то меня вдруг начинал бить озноб при двадцати двух. Казалось, будто температура устанавливалась внутри меня.

Дальше — м» больше. Порой