Книга Я люблю тебя, Патрик Грин - Игорь Михайлович Бер

широко улыбнулся, когда меня увидел, пригласил внутрь и закрыл дверь. Уже внутри дома, он прижал меня к стенке и закрыл мне рот своим поцелуем. Мое сердце заухало как отбойный молоток, ноги подкосились, по тепу прошла волнительная истома.

Но, несмотря на то, что мне был очень приятен его поцелуй, я все же попыталась отстранить его от себя.

— Патрик, брось. Твоя мать может нас застукать…или Марти.

Патрик послушал меня. Но, прежде чем отпустить, прикоснулся еще пару раз своими губами к моим. Это было восхитительно. Будь мы в доме одни, я бы попросила его продолжать и не останавливаться. Возможно, я бы так и поступила, если бы миссис Грин не появилась вскоре.

— А вот и наша гостья! — воскликнула она и поцеловала меня в щеку.

Сегодня она выглядела куда как бодрее, чем при нашей встрече в больнице. У нее даже появился блеск в глазах. Она была на самом деле рада меня видеть и вчерашнее приглашение было не просто брошенными на ветер словами.

— Проходи на кухню. Там уже почти все готово.

Внутри дом Гринов выглядел куда как лучше, чем снаружи. Нет, здесь не было красивых и дорогих вещей, которыми мог бы гордиться представитель высшего или даже среднего класса. Дело было в аккуратности и чистоте: кругом не валялись разбросанными вещи, не свисала паутина с потолков, не лежали слои пыли, не стоял неприятный запах затхлости или сырости. Другими словами: в доме чувствовалась рука хозяина. И рука эта, без сомнений, принадлежала не только миссис Грин.

Стол на кухне был небольшим, а потому и блюд было не много: три тарелки с основными блюдами и две с салатами, а в центре стоял кувшин с апельсиновым соком — возможно, приготовленный из фруктов принесенных Джулс для Марти. Кстати, Марти уже сидел за столом и молчаливо глядел на нас.

Блюда, представленные на этом обеде, мне были незнакомы. Оно и понятно, так как все они представляли норвежскую кухню. Прежде чем все отведать, миссис Грин ввела меня в курс дела, рассказав в двух-трех словах о содержимом каждой тарелки:

— Это «лютефиск» — он делается из филе рыбы. Здесь у нас «форикол» — овечье мясо с капустой. А это к десерту — «крумкаке». Марти и Патрик их просто обожают.

— О, да! — усмехнулся Патрик, кладя салфетку себе на колени. — Могу есть только их семь дней в неделю.

Я всегда относилась с настороженностью к незнакомым блюдам, но сегодня решила тщательно ознакомиться с норвежской кухней. Для меня было важно узнать о семье Гринов как можно больше. Что если не их привычная еда могла мне рассказать многое о Патрике и о стране, откуда он был родом?

Ужин прошел в уютной семейной обстановке. Еда мне понравилась, за исключением «форикола». Уж извините, но овечье мясо — не для меня.

Говорили мы о многом и о разном. Как не странно, но за все время, которое было отведено обеду, мы ни разу не подняли следующие темы: финансовые трудности в семье Гринов, тяжелая болезнь Марти, мистер Грин и отношение моих родителей к Патрику. Видимо, миссис Грин догадалась, что родители ничего не знают о нас. К тому же, она сама узнала обо мне только вчера и то случайно.

Мы провели за столом чуть более часа. В такой прекрасной семейной атмосфере мне уже давно не приводилось принимать пищу. Затем, мы с Патриком помогли миссис Грин собрать со стола и помыть посуду, после чего Патрик предложил мне показать его комнату. Это была еще одна остановка на пути моего наилучшего понимания — кем был Патрик, — а потому я с радостью приняла его предложение.

Комната Патрика располагалась в мансарде. Там были низкие потолки и не так много места. Зато здесь было тихо и уютно. А еще было окно, которое выходило на небольшую посадку желтеющих деревьев.

На стене висели фотографии из семейного альбома Гринов. Но, на большинстве снимков был изображен именно Патрик: от самого рождения до примерно того же возраста, что соответствовал нынешнему.

— Ой, каким же ты был милым в детстве, так и хочется потискать, — чуть ли не засюсюкала я, глядя на фотографию, где Патрику было не больше полгодика. Он смотрел с открытым ртом в объектив фотокамеры и тянул вперед ручонки.

Патрик встал рядом со мной и принялся разглядывать свои фотографии, словно видел их впервые, также как и я.

— А мне очень хочется потискать тебя, — сказал он и тут же ухватил меня сзади за талию. Я взвизгнула и попыталась вырваться. Патрик держал меня крепко, а потому я сдалась на милость победителя и позволила себя поцеловать. Стоит отметить, что целовался он великолепно. Конечно, мне не очень было с кем сравнивать Патрика, но то, как я таяла от его ласк — о многом говорило.

Пока он искал губами мои губы, я старалась и дальше рассматривать фотографии. На одной пятилетний Патрик был одет в костюм пирата на Хэллоуин. На другой — он уже был старше и выглядел типичным подростком-бунтарем: взъерошенные волосы, помятая майка, порванные в коленях джинсы и высокие кеды. На одной из более новых фотографий Патрик сидел на стуле в каком-то темном помещении и подбирал аккорды на гитаре.

— Я не знала, что ты умеешь играть.

Перестав исследовать губами кожу на моей шее, Патрик взглянул на указанную мной фотографию.

— Да, бренчу на ней уже лет пять. Моей матери даже нравится.

— Я тоже играю. Только на пианино.

— Да? И почему ты мне раньше об этом не сказала?

— Потому что не было повода. Может, сыграешь мне на гитаре?

— Обязательно, но только не сегодня.

— Это еще почему?

— Твое признание заставило меня задуматься о кое-чем.

— И о чем же?

— Об этом ты узнаешь завтра, — ответил Патрик и снова поцеловал меня.

Его горячее дыхание согревало мне щеку, а его легкие прикосновение пальцев к моей спине и бокам отзывались в моем теле желанием. Но я помнила о данном самой себе обещании: никакого секса, до тех пор, пока наши отношения не окрепнут окончательно. Я понятие не имела, когда этот момент настанет, но верила, что сама это почувствую.

Чтобы немного охладить пыл Патрика, я решила задать вопрос, который меня волновал целый день:

— Где сейчас твой отец и почему его нет ни на одной из фотографий?

Патрик отпрянул от меня, отвернулся и осторожно присел на кровать. Не такой реакции я от него ожидала. Я думала, что наш пыл немного остудится, пока он будет рассказывать о