Книга Старец Ефрем Катунакский - Автор Неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трудно переоценить значение старца Иосифа в жизни отца Ефрема. Многие его изречения, советы, примеры, откровения, духовные наставления были взяты им из духовного опыта старца Иосифа. Образцом монашеской общины служило для него братство Старца, которое отец Ефрем впоследствии имел в качестве примера и для нас, недостойных. Он сам был живым повторением старца Иосифа. Кто-то точно определил, познакомившись с ним: «Отец Ефрем — это надгробный памятник своему Старцу».
Отец Ефрем хранил в своем архиве, как драгоценную реликвию, письмо старца Иосифа — его духовное благословение. Вероятно, в 1959 году, незадолго до смерти, отец Ефрем попросил находившегося в Новом скиту Старца, чтобы тот написал ему собственноручно письмо. Он хотел его иметь как благословение. Вот это письмо:
«Утроба моя божественная и священная, возлюбленное дитя мое, отец Ефрем, прими от меня отеческое целование, прими всю любовь мою, молитву мою. Десять дней, как мне очень тяжело, я ничего не ел. Уже два дня, как прислали лекарства из Америки. Я начал их принимать и почувствовал облегчение. Посмотрим, насколько они помогут. Я не думаю, что выздоровлю. Сколько ни старается братия, ничего не получается, только задерживают меня с уходом. Я уже весь отравлен, тело мое и червям не понравится и оно не сможет разложиться. Они даже не станут его кушать. Вот так. Но ты оставайся спокоен, сейчас еще не пришел мой час. Передай мое благословение сподвижнику Прокопию. Всей душой обнимаю вас.
ГЛАВА 4
ЖИЗНЬ В КАЛИВЕ
С отцом Никифором
Мы застали старца Никифора в последние годы его жизни, посещая отца Ефрема в 1971–1973 гг. Старец был среднего телосложения, согбенный, следовал за отцом Ефремом как малый ребенок за своей мамочкой. А после того, как потерял память, и мгновения не мог прожить без него, призывая его с рыданиями. Пять лет отец Ефрем совсем не выходил из дома, обслуживая болящего отца Никифора с непрестанной любовью.
Мы были наслышаны о трудностях характера отца Никифора и о том терпении, с которым нес отец Ефрем столь тяжкое послушание в предшествующие годы. И думали, что он обслуживает больного только по необходимости, так как никого другого не было больше в доме. Мы были поражены, когда увидели в его обращении с ним не только любовь, но даже нежность. Он кормил его, мыл, менял ему белье, вычитывал ему службы. Старец, конечно, был совсем глухой, но повторял вслух молитву, написанную большими буквами на картонке: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя". Серьезный и благолепный отец Ефрем заботливо обходился с ним, как с ребенком.
Когда после смерти старца Никифора кто-то из духовных чад написал отцу Ефрему, что теперь можно ему и отдохнуть от понесенных трудов (забыв, что об упокоении душ усопших мы молимся, невзирая на те хлопоты, которые они доставляли нам), то заслужил в ответ одно из самых строгих писем отца Ефрема.
Отец Никифор был родом из предместья Фив, деревни Пери. В середине 1910-х годов он пришел в Катунаки к своему земляку, монаху Ефрему. В 1924-м он был рукоположен во иеромонахи в одной из келлий Кариоса. Он был безукоризнен в священническом служении, прекрасно пел на клиросе, был виртуозным резчиком по дереву, хорошим домохозяином и строгим старцем. Отец Никифор плохо слышал и использовал слуховой аппарат с батарейками и от этого казался более суровым и властным, чем был на самом деле. Все соседи с ним считались и уважали его. Сам он посмеивался, когда на всенощных пел антифонно полиелей со слепым, но чудно поющим отцом Досифеем, и говорил: "Глухой уши имеет и не слышит, а слепой глаза имеет и не узрит".
Но был он простой человек очень трудного характера и не мог ответить на духовные запросы отца Ефрема, хотя и любил его как свое дитя и многое ему позволял. Так, отец Ефрем не только сам мог пользоваться духовными плодами общения со старцем Иосифом, но и советовать отцу Никифору, как лучше поступить.
Во время немецкой оккупации, когда все монахи рассеялись по монастырям или ушли в мир, чтобы изыскать средства к проживанию, отец Никифор нашел способ и сумел содержать братию в Катунаках. Каждый год, летом, он ездил в Фивы и, возвращаясь, привозил с собой зерно и самое необходимое, что давали ему родственники в качестве части от наследства его отца. Иногда в гневе он кричал: "Едите хлеб отца моего!" О. Ефрем успокаивал его с любовью и смирением.
Вот что рассказал брат о. Ефрема: "Как-то приехал отец Никифор к нам в гости и говорит нашей матери: "Ефрема не просите, чтобы он приехал к вам, он — совершенный послушник, он очень хороший. Если он приедет в мир, его схватят и сразу же сделают приходским священником, тогда он потеряет то, чем живет на Святой Горе. Ефрем уже сейчас видит Рай". И рассказал нам следующее: "Как-то Ефрем служил, а я и Прокопий пели на клиросе. В какой-то момент во время литургии, когда мы ждали его возгласа, воцарилось молчание. Подождали немного, — однако, никакого ответа. Захожу в алтарь посмотреть, что же случилось, и, пораженный, вижу его распростертым на святом престоле. Толкаю его, трясу, и только тогда он пришел в себя. Смотрит направо, налево, как бы пытаясь понять, где он находится, весь мокрый от слез. Ничего не сказав, он продолжил литургию. После окончания он подходит ко мне и говорит: "Отче, прости. — И плачет. — Если есть на то ваше благословение, в другой раз, если увидите меня в таком состоянии, оставьте и не толкайте, чтобы я пришел в себя. Отче, исповедую вам то, что сегодня со мною случилось. Не знаю, как это произошло, но я был вне себя и видел поющих Ангелов, поднимающихся и спускающихся на жертвенник. Я находился в неописуемом блаженстве и очнулся лишь от толчков и от вашего голоса. Прошу вас, отче, если со мной опять такое случится, оставьте
