Книга Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

присутствие. Впервые за эту командировку, даже за последние годы, мне стало по настоящему страшно.

Мне теперь никогда не узнать, какую информацию удалось получить Турчину. Записей он не вел, и все, что знал, унес с собой. Это в том случае, если ему действительно удалось выяснить что-то путное. Важнее другое: тайна антиквара оказалась далеко не пустым звуком и за нее продолжают убивать людей.

Так или иначе, с гибелью Турчина единственная нить порвалась, и новую мне предстоит кропотливо связывать узел за узлом. Первый шаг на этом пути — Завадская.

Наутро, позавтракав, звоню ей и договариваюсь о встрече. Завадская предлагает мне приехать к ней в офис уже через сорок минут, и я без промедления покидаю гостиницу, всего на минуту остановившись поболтать с Надин.

По дороге еще раз повторяю свою роль. Учитывая заведомо сложный характер пожилой дамы, любая ошибка может привести к преждевременному завершению знакомства. Тем более, что Завадская мне нужна, а я ей не очень. Даже совсем не нужен.

Появилась Наталия Алексеевна Завадская на свет более семидесяти лет назад в Берлине. Род Завадских известен лет пятьсот, если не больше, и упоминается в половине всех известных летописных источников. В конце гражданской войны семья Завадских перебралась в Европу и после двух лет скитаний осела во Франции.

В отличие от большинства эмигрантов, отец Наталии Алексеевны, Алексей Дмитриевич, в период революционной смуты смог перевести из России в Европу кое-какие деньги и открыть в Париже ресторан, который очень скоро стал весьма процветающим. Дожил Алексей Дмитриевич до восьмидесяти девяти лет и во время Второй мировой войны, следуя примеру генерала Деникина, он желал победы советской армии. Призывая ее, однако, как и бывший командующий белой армией, впоследствии обернуть штыки против большевиков.

Так или иначе, деньги в семье водились и Наталия Алексеевна смогла не только получить экономическое образование в Сорбонне, но и отдаться своей страсти к коллекционированию картин. Особое внимание она отдавала художникам-членам объединений «Мир искусства» и «Голубая роза». Пыталась заниматься живописью и сама, но без особого успеха. Дважды со своей коллекцией была в советской России на выставках, но оставалась последовательно антисоветски настроенной, чем привлекала недоброжелательное внимание КГБ.

В двадцать девять лет она вышла замуж. Имеет дочь и внучку. Муж, известный французский архитектор, умер четырнадцать лет назад.

В досье приводилась пометка, сделанная бог весть когда нашим сотрудником: «Завадская имеет широкие связи в Европе и России. В обществе известна сложным характером. Имеет репутацию очень порядочного человека. Разработка не имеет перспектив. Ни при каких обстоятельствах не пойдет на сотрудничество».

Офис Завадской — небольшое помещение из двух комнат на втором этаже в старом доме на бульваре Вольтера, куда ведет лестница и где нет лифта.

Единственный сотрудник в офисе — женщина лет сорока пяти. Большой офис и многочисленный персонал Завадской не особенно и нужны. Основное занятие пожилой дамы — это частное консультирование крупных фирм по вопросам финансов и права в международных сделках, преимущественно тех, которые касаются России. Дело вполне подходящее для человека, который по своей натуре менее всего склонен работать в команде. Неуживчивость пожилой дамы широко известна, а о привычке скандализировать собеседников ходят легенды.

Завадская поразительно похожа на свои фотографии, которые я видел в одном из российских светских журналов. Высокая и очень худая седая дама в сером деловом костюме встречает меня на пороге кабинета. Все украшения — двойная нитка жемчуга на шее и платиновое кольцо с россыпью мелких алмазов на прямоугольной пластине.

По ряду причин Колесников так и не оказал обещанного содействия, и я появляюсь у Завадской без его рекомендаций. Но несколько фраз на пороге о нашем давнем знакомстве с ним прозвучали достаточно убедительно, чтобы меня хотя бы провели в кабинет. Слухи о трагическом происшествии с владельцем антикварного магазина до Парижа еще не дошли.

Несмотря на радушное приветствие взгляд бледно-голубых глаз хозяйки кабинета совершенно не меняется и оглядывает она меня довольно холодно. Когда я на мгновение запинаюсь, решая, целовать протянутую мне сухую узкую ладонь или пожать ее, Завадская слегка усмехается.

— Здравствуйте, дорогой мой. Приятно видеть свежего человека, только что приехавшего из Москвы. Что вы будете пить — чай, кофе?

Как любой эмигрант, Завадская жестковато произносит слова, интонация у нее в конце фразы неожиданно убегает вверх.

— Мне абсолютно все равно. Что проще приготовить?

Безмерная тактичность — одно из моих немногочисленных слабых мест. Завадская насмешливо приподнимает бровь:

— Проше всего мне было бы налить вам пива, благо в приемной в холодильнике его сколько угодно. Но если вам действительно все равно, я могу попросить секретаршу сделать нам кофе.

Сделав глоток крепкого кофе из чашки тончайшего фарфора и закурив сигарету, Завадская осведомляется:

— Скажите, что привело вас ко мне?

Я вкратце излагаю свою легенду высокопоставленного сотрудника российской аэрокосмичекой компании, решившего вложить деньги в живопись. О посланных из Москвы при моем участии картинах я, естественно, не говорю ни слова. Довольно скоро поток моей речи иссякает, и я умолкаю. Повисает неприятная пауза. Пожевав тонкими губами, Завадская неожиданно спрашивает:

— А чем же вы, голубчик, занимаетесь и сколько получаете в этой вашей компании, что можете позволить себе покупать живопись?

Таких вопросов мне до сих пор никто не задавал. Моя легенда вообще никого особенно не интересовала. В Москве достаточно сказать, что ты связан с нефтяным бизнесом, и всем все мгновенно становится ясно. А здесь… Пока я решаю, как лучше объяснить Завадской, откуда у сотрудника нефтяной компании могут быть деньги, вздорная старуха сама приходит мне на помощь:

— Понятно, в России по-прежнему крадут. На зарплату картин ведь не купишь. Ну да ладно, это ваше дело. Ваше и налоговой службы. Так что же, голубчик, я могу вам посоветовать? Ведь коллекционирование — дело очень личное, если хотите, интимное. Вы должны собирать те вещи, в которых вы чувствуете душу. Можно, конечно, собирать одновременно авангард и передвижников, но это граничит с абсурдом. Конечно, вам нужен профессиональный совет, я это понимаю. Иначе можете наделать смешных ошибок.

— Для кого смешных?

— Для окружающих, конечно. Вам будет не до смеха. Я недавно была в Германии, у одного хорошего знакомого. Он богат, пытается коллекционировать живопись. Очень милый человек, но полнейший идиот в нашем деле. Прячет за шкафом и по строгому секрету показывает друзьям несколько икон, якобы украденных из русских церквей и проданных ему парой мелких жуликов. Но кроме того он мне показывал несколько работ Верещагина. Специально вызвал к себе. Старый дуралей был страшно горд, просто сиял от счастья. А