Книга Письма. Том I (1896–1932) - Николай Константинович Рерих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 января 1899 г. Санкт-Петербург
Многоуважаемая Варвара Петровна.
Владимир Васильевич благодарит Вас очень. Книга пока осталась у него. Привезу через малое время. Охранял краски ревностно. Когда привезу книгу, возьму веер, и надо докончить спор о технике[72].
Уважающий Вас очень,
7
Н. К. Рерих — Н. В. Мятлеву[73]
7 июля 1900 г. Санкт-Петербург
Милостивый Государь Николай Владимирович.
Известившись от княжны Е. В. Путятиной о том, что Вы не получили моего письма к Вам и моей брошюры[74], посылаю Вам еще один экземпляр ее и нижеследующие сведения об исследованном мною жальнике в имении герцога Н. Н. Лейхтенбергского около ст[анции] Окуловка.
Жальник занимает обширный холм, обросший кустарником. Внешняя форма могил разнообразная (круги, овалы, местами на В[осток] и З[апад] два валуна или плоские плиты до 11/2 ар[шина] вышины). Погребения идут в несколько слоев, часто заходя одно на другое. Под верхними камнями иногда черепки горшков обожжен[ных] и без следов огня. Иногда каменная обкладка продолжается ниже уровня материка в два, даже в три слоя. Могильный грунт усеян зольными точками и прослойками. Костяки на различной глубине (3/4–11/2 ар[шина]) плохой сохранности, в лежачем положении, преимущественно направлением с З[апада] на В[осток].
В исследованных 5 погребениях предметов не найдено.
По словам кн[язя] Багратиона, близ ст[анции] Валдайка находятся два жальника приблизительно такой же вечности[75].
Могу предупредить, что в Археологическом Обществе и Комиссии находятся готовые клише типичных для Новгород[ской] губ[ернии] погребений, которыми можно бы воспользоваться, если издание будет иллюстрированное. Если в бытность в С[анкт]-П[етер]б[урге] Вы найдете возможным ближе ознакомить меня с изданием, предпринятым Вами, за которое не могу от души Вам не аплодировать, быть может мне удастся сообщить вам еще кой-какие сведения[76].
Буду надеяться, что настоящее письмо дойдет к Вам.
К услугам Вашим всегда готовый,
8
Н. К. Рерих — В. П. Шнейдер[77]
23 декабря 1900 г. / 5 января 1901 г. Париж
Многоуважаемая и хорошая Варвара Петровна.
Хотя Ваше письмецо было и микроскопическое, но я обрадовался ему гигантски, ибо когда начинаю соображать спи[соч]ек Петербургских знакомых — [тех], о которых бы мне было приятно вспомнить, то список этот выходит такой маленький, что с особенным удовольствием получаю даже крохи от немногих сих. Я закрыток не собираю и потому был очень огорчен, что целая страница отошла под рисунок, который с таким же успехом мог фигурировать только на конверте. Злая путаница среди русских художников дала мне повод недели 3 назад написать статью в «Нов[ое] Время»[78] и упрекнуть моих собратьев во взаимном неуважении. Имею сведения, что статья набрана и сильно урезана, так что появится изуродованная — странно, все, что наиболее сердечно, все подвергается нарочитому урезыванию.
Право, даже гадко вспомнить о Петербурге — там гниль какая-то и слизь. В связи с этим сознанием является у меня такой план, — о нем непременно сообщите свое мнение. Если у меня выяснятся некоторые вопросы свойства денежного и личного, то думаю остаться за границей года 4–5 и писать большую серию картин (18) — симфонию «Русь»[79]. По мере окончания выставлять их порознь в Салоне[80] и Мюнхене[81], но не продавать. Затем, когда соберутся все, то двинуть их по Америке и Англии и уже на закуску в Россию. Уж махнуть, так вовсю! — поставить на карту и средства, и личное благополучие, и общественное мнение — только бы не войти рядовым бойцом в мелкие дружины петербургских художественных скопищ. Что скажете?
Я знаю, что мне грозит полное одиночество, но уж лучше переносить его, нежели пускать пузыри, по уши сидя в мелкой пошлости, мелкость которой начинаешь сознавать лишь на расстоянии. Мне кажется, что все мои странствования рано или поздно окончатся уходом в природу.
Картины мои, о которых не говорите никому, но сами выслушайте, ибо «женский ум лучше всяких дум», располагаются так:
1. «Небесный огонь» (Доисторич[еский] человек видит огонь, упавший с неба и зажегший дерево. В коричнево-зеленом тоне).
2. «Облачные девы»[82] (Облака. Сравн[ительные] поэтические воззрения славян на природу).
3. «Ярило»[83] (Восход солнца. В желтом).
4. «Святыня»[84] (Полный рас[ц]вет языческого культа. Яркая, солнечная).
5. «Очаг»[85] (Переход от культа в жизнь. Славяне у очага. Темная).
6. «В заповедном лугу»[86] (Раннее утро (зеленое), хороводы, игры).
7. «Игра» (Слав[янская] деревня. Игра в чехарду. Серый день).
8. «Охота»[87] (Зима. На медведя).
9. «Сборы»[88] (Готовят ладьи. В красном).
10. «Гонец» старые знакомые пересочиненные[89]
11. «Старцы» старые знакомые пересочиненные[89]
12. «Варяги»[90] (Яркая).
13. «Немцы» (Серая. Словно окаменение в замках).
14. «Византия»[91] (Беспорядочная, пестрая).
15. «Русский полон» (Хазары, Итиль).
16. «Вороны»[92] (Вещие вороны кругом города) (Синий вечер. Давящее впечатление).
17. «Победители» (Татары на телах русских князей подняли кубки).
18. «Поход»[93] (Самая большая. Поход русской рати).
19. «Курганы»[94] (Апофеоз всему).
Ближайших объяснений не даю, ибо деление на части понятно. Это не есть историческое исследование, это симфония (иного определения придумать не могу). Если покажется неосновательным — ради Господа, черкните.
Нервы у меня всё неважные, надо с ними бороться. Не пришлете ли мне статью Влад[имира] Вас[ильевича][95] из «Новостей»[96] о Декадентах (была недели 2 назад)? Читали ли мое письмо в «России»[97] и ответ Дягилева[98]? У нас скоро до того дойдет, что будут запрещать даже кланяться с некоторыми лицами.
На днях мне придется быть в кружке — «крайний левый» (как мне сказали) — любопытно; о впечатлении напишу.
Отвожу душу на симфонич[еских] концертах Шевильяра и Колонна. Здесь поговаривают о третьем Салоне[99] — Салоне молодых, но вряд ли эта идея получит осуществление.
Не поскупитесь на письмо.
Rue du F[au]b[urg] St. Honore, 235.
Александре Петровне поклон[100].
9
Н. К. Рерих — В. П. Шнейдер[101]
9/22 февраля 1901 г. Париж
Многоуважаемая Варвара Петровна.
Есть у меня к Вам следующая просьба: у Вас много знакомых в Москве; нельзя ли узнать через них о таком деле. С моими бедными «Старцами»[102] я попал в руки очень недоброкачественного агента, который думает теперь их продать задешево в какие-то несимпатичные руки. Чем их отдавать за границей, я с несравненно большим удовольствием подарил бы их
