Книга Из давних времен Христианской Церкви - Алексей Петрович Лебедев

сопровождался чудесными событиями: «Бог, говоря вообще, всем верным и неверным, лично видевшим дивные события, деятельно доказал, что древние, описанные в св. книгах, происшествия для многих нечестивых кажутся и невероятными и походящими на басни, а для благочестивых истинными», (Евсевий. Церковная История, кн. 9, гл. 9.) после того как современные события оказались тоже дивными и необычайными. Чего же более можно ожидать от повествования короткого и написанного в общих выражениях, каким и есть «Церковная История» Евсевия в своих заключительных книгах? И однако же и здесь, как видим, есть очевидные указания на события, какие он рассказывает подробнее впоследствии в другом сочинении.

Далее возражают: каждый рассказ для своей достоверности должен иметь достаточное ручательство в свидетелях происшествия. Но рассказываемое Евсевием не имеет таких свидетелей. Единственный свидетель – это есть Константин, который уже спустя много лет после события рассказывает о нем Евсевию. Для доказательства истинности своих слов Константин прибегает к клятве, которая в свою очередь свидетельствует, что в обществе уверенности в событии не было. Правда, Евсевий говорит, что свидетелями чуда были все воины Константина, но если бы это было так, в таком случае факт был бы общеизвестен.

Войдем в разбор этих возражений. Достоверность рассказа Евсевия подтверждается тем, что молва о событии была широко распространена в обществе еще ранее, чем Евсевий в подробности описал событие, и нашла себе отголоски как в литературе христианской, так и языческой. Лактанций, живший на Востоке и не доживший до того времени, когда Константин сделался властелином Востока, однако же, знал об одном из главных обстоятельств события, именно о том, что Христос явился Константину в сонном видении и повелел сделать воинское знамя с изображением креста. Кроме того, он знал, что войска, сражаясь с Максенцием, уповали при этом на священное знамя. (Лактанций. Там же, гл. 44).

Языческие писатели также знали о чудесном событии, хотя и передавали его своеобразно. Все они писали ранее Евсевия и, следовательно, независимо от него и независимо от свидетельства Константина, значит были и другие свидетели происшествия. Сомневающиеся критики говорят: «Если бы свидетелями, кроме Константина, были и воины в самом деле, в таком случае факт был бы общеизвестен». Что слух о событии не так был распространен на Востоке, как можно было бы ожидать этого, так что Евсевий в подробности узнает дело только от самого Константина, в этом нет ничего удивительного. Константин перебрался на Восток с Запада, где было событие, спустя более десяти лет. Поэтому войско, которое было свидетелем события, естественно могло быть заменено другим, новым. Притом, то было войско западное, Галльское, которое весьма естественно не пошло за Константином на восток, а потому не могло и принести рассказов о событии. Да и что странного в том, что подробнее, полнее и обстоятельнее о событии никто не знал так, как сам Константин?

Возражатели продолжают: «Константин после явления ему креста представляется недоумевающим: что бы значило такое явление, так что он находит нужным обратиться к священникам для разъяснения: кто тот явившийся ему Бог и какой смысл знамения, какое он видел? Такого неведения о Христе решительно нельзя допустить у Константина. Константин, конечно, должен был знать и действительно знал о Боге христианском еще от своего отца, который был таким искренним другом христиан; он прекрасно мог ознакомиться с христианством в продолжение более чем десятилетнего пребывания при дворе Диоклетиана. Значение знака крестного также едва ли могло оставаться неизвестным для каждого, кто входил в какое-либо соприкосновение с христианами, как оно, по Евсевию, остается, однако же, неизвестным 38-летнему Константину. Да и само призвание Константином священников для разъяснения виденного не соответствует ни времени, ни месту описываемого видения: дело было перед последним, генеральным сражением, а такие обстоятельства менее всего соответствовали идиллическим, огласительным беседам Константина со священниками, о каких (беседах) рассказывает Евсевий. Да и откуда взялись такие священники, как бы по мановению волшебства? Такое появление священников ни с того, ни с сего носит печать сказочности».

Приведенные возражения не имеют действительной силы. Что касается до призвания Константином священников с целью беседы с ними, то Евсевий не говорит, как хотят этого возражатели, что они были призваны для элементарного ознакомления Константина с христианством. Он, конечно, знал многое о христианстве; священники призваны были для того, как замечает Евсевий, чтобы «подробно раскрыть учение о Боговочеловечении». Значит, если Константин и спрашивал священников что такое Бог Распятый, какой смысл явления, то не потому, что не знал христианства, но желал подробнее и тщательнее узнать от священников о христианстве и Христе. Но кроме этого, в том же рассказе есть прямое указание, что Евсевий вовсе не имел намерения выставить Константина совершенно не знающим христианства. Именно по рассказу, священники являются лишь впоследствии, а сначала он заказывает мастерам сделать виденное им знамя, причем сидел в среде их и объяснял им дело. Было бы странно думать, что Константин делал заказ такой вещи, такого символа, смысла которого он решительно не понимал. До бесед ли со священниками было, говорят возражатели, когда дело было перед последним, генеральным сражением с Максенцием, да и откуда в таком случае явились священники?

Имеет силу это возражение или нет, все зависит от того, как решить вопрос: где и когда происходило дело. Евсевий говорит об этом не очень определенно. А возражатели стараются утверждать, что это было чуть не накануне генерального сражения. Но последние не правы. Как ни мало определенности в сказании Евсевия, однако же, видно, что видение было не в Италии, перед вратами Рима (место генерального сражения Константина с Максенцием), а вероятно еще в Галлии, при самом начале похода, когда только что собрались войска. В самом деле, Евсевий сначала рассказывает о видении креста, об устроении крестного знамени, затем далее пишет: «Призвав Бога всяческих и призвав как помощника и защитника Христа Его, также поставив перед своими латниками победную хоругвь со спасительным знамением, он выступил со всем своим войском в поход». (Евсевий. Жизнь Константина, кн. 1, гл. 37).

Спрашивается после этого, не справедливее ли будет полагать, что видение было в Галлии в самом начале похода? Это весьма вероятно, тем более, что Евсевий еще до генерального сражения упоминает о трех сражениях Константина с войсками Максенция, которые дают ему возможность овладеть Италией, сражениях, которые происходили уже под покровительством крестного знамени. (Там же).

Если так, если видение было в Галлии, при самом начале похода, когда только что собралось войско, то нет ничего непонятного в том, что Константин вместо военных соображений тратит время на огласительные беседы,