Книга Хохочущие куклы - Татьяна Дагович

Услышала только Анастасия. Зато неожиданно четко. И резко повернулась к нему лицом. В профиль она нравилась ему больше, у нее был точеный профиль, а в фас едва уловимая асимметрия нарушала гармонию лица, черты которого некоторые находили излишне тонкими. Только теперь Анастасия сообразила, что даже самый сильный ветер не может создавать такой шум, и раз нет моря, нет прибоя, то шум этот может быть только техногенным. Она закричала:

– Там завод! Любопытно посмотреть!

– Любопытно! – крикнул в ответ студент.

Варвара Семеновна только растянула губы в нерешительной улыбке. Она и не думала противоречить. Больше всего на свете хотелось ей сейчас оказаться в своем теплом, тихом, неподвижном номере, в кресле, дочитывать книгу в истертой желтой обложке, как предыдущим вечером. Теперь к кошмарному ветру, от которого она с самого начала прогулки дрожала под пальто, прибавилась необходимость идти на какой-то незнакомый завод, мешать там, да мало ли что… туда, наверное, и нельзя, и опасно. Будь с ней дети, она бы запретила, но в этой компании ее не будут слушать. Через полчаса четверо стояли у высоких запертых ворот, из-за которых, вместо грохота производства, разносилась жесткая тишина. Даже ветер стал ватой в ушах.

– Нам туда никак не попасть, – со слабым разочарованием – она же часть коллектива – пробормотала Варвара Семеновна. Но так тихо, что ее не услышали.

Тут, как по заказу, ворота медленно открылись, створки разъехались в разные стороны, чтобы выпустить грузовой автомобиль. Анастасия, ко всеобщему ужасу, бросилась к воротам. Но до того, как ворота закрылись, возле них обнаружилась небольшая калитка, из которой вышли несколько оживленно беседующих мужчин в пальто и шляпах. Анастасия, Варвара Семеновна, Виталий и Константин беспрепятственно проникли на территорию завода. Лишь один из мужчин, молодой и приятный, задержал на них мимолетный, лишенный осмысленности взгляд. Калитка автоматически закрылась, и все четверо оказались в неком коридоре. Крыша была высоко, стены не доходили до нее, исчезали в вышине. От этого коридор и казался узким, хотя все четверо шли по нему в ряд, не испытывая неудобств. Константин сжимал пальцами виски, так как напряженно размышлял. Анастасия улыбалась. Студенту и Варваре Семеновне было не по себе, особенно Варваре Семеновне: ее полные пальцы без роздыху бегали то по пуговицам пальто, то вверх и вниз по лацкану.

«…и к тому же он сам не красавец, у него такие худые и прыщавые щеки…» – думала Настя Саницкая о студенте, убеждая себя в осуществимости плана.

– Идемте? Почему мы остановились? – Константин сделал приглашающий жест. – Посмотрим, что там дальше, как здесь все устроено. Может, встретим кого-нибудь.

О последнюю фразу чуть не споткнулись уже решившиеся идти дальше студент и Варвара Семеновна. Дойдя до конца коридора, они поняли, что тупика, который виделся здесь поначалу, нет – стены коридора не доходят до поперечной перегородки, как и до потолка, и оставляют выбор: направо, налево. Свернули налево, пошли вдоль этой поперечной стенки, которая тоже оказалась достаточно короткой, и, обойдя ее, наконец увидели само производство. Шум возник словно ниоткуда, за секунду до этого они его не слышали, но он не включился, было понятно, что он здесь был всегда, просто перегородки от него защищали, несмотря на свободно перемещающийся воздух над переходами.

Сложно разобраться в смысле упорядоченного движения. Вагонетки катятся по рельсам. Вверху движутся крючья. Непонятно, что поднимается и откуда сыплется песок. Очевидно, из своего угла они видели лишь малую часть процесса, остальное прикрыто перегородками. Внутри завода было не теплее, чем снаружи, может, холоднее, имелся и ветер – от работающих машин. Взвизгивающие звуки усиливали ощущение холода. Снизу поднималась мелкая, как пудра, пыль, ухудшая видимость. Все четверо переступали с ноги на ногу в неуверенности: что делать дальше? Анастасия сплетала и расплетала кисти рук.

Ноги зябли, медленно коченели, холод поднимался. Все хуже они видели от пыли, но ничего не предпринимали, до тех пор пока не перестали различать и друг друга. Тогда Анастасия тихонько пошла куда-то вперед, рискуя упасть в провал, но не в силах преодолеть легкость ходьбы. С мыслью «неужели?.. я смогу уйти… от тебя?..» Мыслью не новой, сопровождавшей столько робких попыток… сколько раз уже в моменты ссор… За пять лет совместной жизни.

Иногда она ненавидела мужа так сильно, как можно ненавидеть только самого близкого человека. Потому что ткани его врастают в ткани твоего тела, и твое тело прорастает в его тело. Как опухоль. Только любимого, как наркотик, человека, раскрывшего уже твою грудную клетку, неистребимого в твоей жизни. Человека, без которого жизнь кончается. Иногда она мечтала ускользнуть от него, даже не обманывая себя, что сможет или что желает ускользнуть. Прыгнуть в пустоту, потому что все вне его – пустота для нее. Больше нет ничего. Единственная драгоценность. Она знала, что через четверть часа ненависть сменится смирением и любовью. Обожанием. Знала, что жить без него не способна – как ни печальна зависимость.

Она шла через туман, полный хлопьев – похожих на снег, но сухих, в пальцах распадавшихся в пыль. Слышала за стеной гулко отдающийся звук разговора. Отсутствие четвертого собеседника еще не заметили. Константин пел Варваре Семеновне плоский панегирик, эхо глушилось туманом.

Анастасии совсем не было страшно, напротив, ее наполнила вдруг такая беспечность, радость движения – движение согревало. Она чуть не упала, прежде чем определила на ощупь, что под ней лестница, вроде пожарной. Начала спуск по лестнице. Чем ниже она спускалась, тем громче становился шум и ощутимей вибрация, циркулирующая в ушах, но Анастасия приспособилась не обращать на них внимания. Пальцы липли к перекладинам лестницы; проверить, нет ли в карманах перчаток, она не могла. Мороза, к счастью, не было, кожа не примерзала, а только чуточку прилипала к металлу и потом отлипала, чмокая. Под ногами оказался пол – значит, она достигла дна. Проверила – перчаток в карманах не нашлось. Шум напоминал шум водопада; видимость здесь была лучше, чем наверху: различались границы больших и малых предметов, вагонеток, проносящихся по рельсам. Рельсы Анастасия выбрала своим ориентиром и продолжала движение вдоль них. Туман рассеивался, оседая на ресницах и волосах стеклянистой массой. Анастасия представила, что находится в огромном полом помещении, и внутри нее такая же полость, вот отчего легко. Она почти уснула на ходу и очнулась, когда оказалась под открытым небом, хотя все еще явно на территории завода. Здесь были люди, множество озабоченных людей в рабочей одежде, и рельсы – не для вагонеток, настоящие. Рельсы уходили вдаль, срастаясь в перспективе, на них стояли грузовые вагоны, в которые рабочие складывали что-то в небольших темных ящиках. Поезд вызывал чувство ностальгии. Совсем недавно она покинула поезд.

– Ты! Что здесь делаешь? – прогремело над головой.

Анастасия пожала плечами. Над ней возвышался человек в униформе и шляпе, под которой блестели прорези глаз. Чем-то он напомнил ей мужа, но, в отличие от Константина, был громадного роста, не меньше метр девяносто, и лицо его было высоко-высоко. Не дождавшись ответа, он подозвал других, пониже, и они было собрались взять ее под руки и увести. Но Саницкая рванула от них через рельсы, за вагоны. Низкие побежали к ней, она пряталась от них под вагонами, за колесами. Посыпались глухие резкие звуки, как жесткий мячик в стену. Попался вагон с виду не товарный, а пассажирский. Задыхаясь, Анастасия вскочила в него, и поезд тронулся, следом заскочить никто не успел. Дыхание сразу наладилось, она прошла из тамбура в купе.