Книга Алька. Огонёк - Алек Владимирович Рейн

вы ж его знаете, тоже купнуться захотел». Училка сказала: «Ну, беги в кассу, Алек Рейн», – что я и предпринял. Училка была худенькая, небольшого роста, но всё равно повыше Славки и меня тем более. Мы вошли в один из секторов и после раздевалки и душа встретились уже в воде, недалеко от входа. Стояла прохладная безветренная погода, над водой стоял туман, и, отплыв метров на пять-семь, можно было исчезнуть из поля видимости. Наша спутница босиком была ростом практически со Славку, у неё оказалась чудесная спортивная фигурка и весёлый нрав. Мы со Славкой были довольно зажаты, но стараниями нашей наяды совместное наше купание быстро превратилось в оживлённое приключение с брызгами, нырянием, поисками друг друга в воде. Очков для плавания тогда и в помине не было, и видимость в воде была очень неважная, поэтому мы не стеснялись при поимке хватать друг друга весьма плотно, а потом уже выныривать и разглядывать. Мы, конечно, ойкали, извинялись, но её реакция была игриво дружелюбной, поэтому мы осмелели, но эти случайные, тревожащие нас прикосновения вызвали у нас со Славкой стойкую эрекцию. Плавки наши были сшиты из обычной ткани и не справлялись с напором наших юных тел, мы оба стушевались, но она, заметив изменения в нашем поведении, быстро разгадала его причину и стала ещё веселее, схватила нас в охапку и спросила: «Что, ребята, плавки жмут?» – после чего отпихнула нас, нырнула и пропала, ко всему она оказалась ещё и первоклассной пловчихой. Мы кинулись вдогонку, но игра наша вдруг приняла другой оборот, она выныривала где-то рядом, что-то нам говорила, мы бросались в погоню, но она исчезала. Минут через десять раздался сигнал окончания сеанса, русалка наша была уже у входа в наш сектор, крикнула нам: «Встречаемся у входа», – нырнула и пропала. Мы вслед за ней отправились в свой душ и раздевалку, ополоснулись, вытерлись, подсушились и ждали её на улице. Минут через десять из входа в сектор вышла строгая учительница и сказала хорошо поставленным голосом педагога: «Ребята, тренировка прошла отлично, подумаю, может быть, ещё соберёмся. Я тогда тебе, Славик, сообщу. Дуйте на метро, а то простудитесь, у меня ещё дела, – пальцем провела Славке сверху вниз по носу и губам до подбородка и добавила: – Не болтайте много, а то завидовать вам будут», – повернулась и ушла. По дороге обратно мы с жаром рассказывали друг другу, как мы там лихо себя вели, изрядно привирая, но один эпизод, рассказанный Славкой, был явно правдив: «Я нырнул к ней и не рассчитал немного, случайно рукой в ляжку попал высоко, прямо рядом. Вынырнул, говорю: «Извините», а она хохочет и отвечает: «Что, Славик, не попал, куда хотел?» Мы со Славкой выстроили грандиозные планы по её соблазнению и растлению на нашей следующей встрече, но, увы, ещё на одну тренировку ни Славку, ни тем более меня она не пригласила.

Часть лета я проводил на даче, часть в пионерском лагере, тут имело значение состояние отношений между бабулей и мамулей. Если их уровень падал, то в лагере я пропадал две смены, если он, уровень, поднимался, я находился в лагере одну смену, ну а при хороших делах я грел пузо на даче всё лето.

Поперву на даче я проводил время в основном за чтением и в праздношатании, когда подрос до того состояния, что меня можно было использовать с какой-то пользой, бабуля стала привлекать меня к полевым работам. Иногда я помогал мужу её сестры Виталию Петровичу. Дача была общей собственностью трёх родных сестёр – Гермины, Марты и Розы. Располагалась она в дачном посёлке старых большевиков Искра, в получасе езды на электричке с Казанского вокзала до станции Удельная. В нашем посёлке все дачные участки были очень большими, от гектара, в частности, дача трёх сестёр была по площади где-то чуть меньше двух с половиной гектаров. В реальности участок был как бы разделён на две части, на одной половине хозяйствовала Гермина, на другой Марта. Роза, наверное, имела в собственности треть участка, но никогда землёй не занималась, и её участок обрабатывали сёстры. Половина Марты была распланирована и ухожена, большой яблоневый сад – около пятнадцати-двадцати деревьев, грядки с клубникой, малинник, кусты крыжовника, чёрной и красной смородины. Всё лето баба Марта с Виталием Петровичем колготились в саду, перекапывали грядки, рыхлили землю, вносили удобрения и поливали. Когда я подрос, меня частенько привлекали к работам, увиливать было неудобно, трудились все, неловко сачковать. Но и не было никогда ощущения, что это не твоё, тебе сюда нельзя, не тронь, не бери. Разделение на участки было виртуальным, хочешь, яблок иди нарви и лопай, хочешь, забирайся в кусты малины и наворачивай, пока не надоест. Осенью баба Марта с Виталием Петровичем собирали яблоки, аккуратно, снимая каждое яблоко поштучно, заворачивали в куски газеты, складывали в ящики, ящики убирали в подполье на осенне-зимнее хранение. Варилось бесконечное количество яблочного повидла и варенья разных видов.

Половина участка моей бабули была местами совсем запущена, она старшая из сестёр была одна, если не считать внуков-балбесов, и сил на содержание участка в должном порядке у неё явно не было, да и явно не хватало средств. Все сёстры были старыми большевиками, так называли в СССР членов партии, вступивших в партию ещё при батюшке-императоре, то есть до Октябрьской революции, но баба Гермина была из них самая заслуженная. Она вступила в партию до 1905 года, участвовала вместе с дедом в организации вооружённого восстания в Латвии, сидела три года на царской каторге, но получала самую маленькую пенсию из сестёр – шестьдесят рублей. Когда-то она была пенсионером союзного значения, но, по рассказу бабули, её сестра Роза, собираясь в магазин, перепутала и надела бабулин пыльник, было у неё летнее габардиновое пальто серого цвета с таким названием, в кармане которого бабушка хранила свой партбилет. В магазине партбилет украли, за утрату партбилета бабку выперли из партии и из членов общества политических каторжан и ссыльнопоселенцев, в результате чего она была лишена персональной пенсии и кремлёвского пайка, и каких-то льгот. Со временем в партии её восстановили, но с потерей партстажа. В итоге статус пенсионера союзного значения с пенсией в двести рублей поменяли бабуле определили на пенсионера местного значения с окладом в шестьдесят рублей с правом на дополнительную жилплощадь, с небольшими льготами в виде скидок на оплату коммунальных услуг, лекарств и транспорта. Большинство людей тогда жили аскетично и умели обходиться только самым необходимым, такой была и моя бабуленька. Она