Книга Бэйр - Алёна Дмитриевна Реброва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это зрелище пугало и удивляло одновременно, хотя не могло не восхищать: настолько гармонично смотрелось сочетание темной кожи и старинного металла.
– Люка!… – проворчала она, и черные изящные пальцы за шею утащили белокожего обратно.
По звукам поцелуев несложно было догадаться, что к супругам мы пожаловали не вовремя.
Но спустя какое-то время, когда стоять ровно и спокойно уже не представлялось мне таким легким делом, из балдахина к нам выскользнул светлый леннай в легком шелковом халате. Его белые волосы пушистыми локонами спадали на плечи и вились по длине во весь рост, губы пылали, лицо налилось розовым румянцем, а на нежной жемчужной шее проявились красноватые следы поцелуев… Кажется, я начла краснеть.
– Прошу извинить, надеюсь, мы не очень вас смутили?… – робко улыбнулся лекарь, убирая свои роскошные волосы.
– Это пусть они просят прощения за то, что нам помешали, Люка. Нельзя быть таким добрым! – оборвала его чернокожая, выбиравшись из кровати в коротком черном почти прозрачном халате… Весь смысл в том, что из-за черной кожи халата не было видно, и наоборот – под черным прозрачным халатом не было видно тела.
Но прежде, чем мы с рыцарем это поняли, прошло некоторое время, пока мы на нее пялились.
– Маша, а дети проснулись? – растерянно спросил лекарь, не зная, стоит ли ему просить жену не смущать посетителей и надеть что-нибудь приличнее, или, напротив, попросить нас уйти и не пялится на нее.
– Проснулись, иначе бы я не решилась встать так рано, – проворчала чернокожая Маша, зевая. Совершенно не обращая внимания на нас, она прошла в одну из комнат, из которой послышались детские голоса.
– Бэйр, будь поскромнее, – прошипел мне на ухо Дейкстр, крепко сжимая мою руку. Когда я, опомнившись, перестаю пялится на нелюдей, рыцарь обратился к приблизившемуся леннайю. – Итак…
– Пойдемте, – Люка пресек его речь изящным жестом и, взяв нас за плечи, подтолкнул к одной из двух деверей.
Это оказалась умывальная, причем очень своеобразно устроенная. С одной стороны находились стол с кувшином и тазом – вместо раковины, и бадьей, а с другой – еще один стол, заваленный всякими склянками и баночками, порошками, травами, мазями и хирургическими инструментами.
– Итак, чем могу помочь, благородный рыцарь? – поинтересовался леннай, умываясь. – Еще раз извините, что я в таком виде: вчера был тяжелый день и мы всем семейством легли спать позднее обычного. Если бы вы пришли, договорившись со мной заранее, я бы оделся и привел себя в порядок к уговоренному часу… Но раз уж так все вышло, то подождите немного.
– Мы можем подождать внизу, в зале, – предложил рыцарь, упорно смотря в стену: леннай скрылся за низкой для его роста ширмой и снял свой халат. Судя по тону и по спокойствию, с каким лекарь разделся, ему было абсолютно фиолетово, что тут находятся посторонние и среди них, как никак, женщина.
– Не стоит, я уже готов, – он вышел из-за ширмы в шелковых одеждах, очень похожих на кимоно: сверху просторная фиолетовая рубаха, расшитая цветочным узором, снизу широкие зеленые штаны. Волосы леннай убрал в свободную косу. – Только вот…
В умывальную вдруг ворвались два новых лица – леннайи поменьше. Видимо, это были дети лекаря и его чернокожей подруги по имени Маша.
Оба ребенка были беловолосые, серокожие. Один, мальчик, был с косой, которую успел отрастить за свои годы, глаза у него были фиалковые. Девочка же была вся растрепанная и кудрявая, с разными глазами: один фиалковый, другой бирюзовый.
– Доброе утро, отец, – мальчик кивнул лекарю. – Вы с мамой завтракали?
– На самом деле, мы все проспали даже обед, – вздохнул Люка, уступая детям таз для умывания.
– Что-то сегодня мы поздно… – зевнула девочка, без стеснения отпихивая брата от таза. Тот в долгу не остался, и в итоге завязалась драка.
– Эй! Вы не одни, нельзя драться при чужих, – пожурил их отец, вылив обоим на головы по полковша воды.
Интересные у леннайев методы воспитания, однако: раздеваться при чужих можно, а драться нельзя, а если кто-то не понимает, то холодной водой ему в морду, как непослушной собаке…
– Люка, не вздумай опоздать к завтраку! – в ванную заглянула жена лекаря.
– Маш, может, принесешь сюда мне и гостям? – попросил он робко. – Вдруг все затянется?
– Не жирно им? – она смерила нас подозрительным взглядом.
– Думаю, нашей чудо-скатерти все равно, скольких кормить, – заметил Люка.
– Ну ладно, – проворчала она и закрыла дверь.
Когда дети, мокрые после воспитательных процессов отца, выбежали из умывальной, лекарь указал нам на кушетку возле своего рабочего стола – того самого, который был завален склянками. Сам он сел напротив и попытался немного прибраться, то есть свалил все в одну корзину.
– Я внимательно вас слушаю… – произнес он.
– У нее что-то с рассудком, – Дейкстр указал на меня. – Расскажи ему, в чем дело, Бэйр.
– Не стесняйся, – подбодрил меня леннай, заметив, что я не тороплюсь отвечать.
– Я не стесняюсь, я скорее думаю, с чего начать, – объясняю. – Так вышло, что я ничего не помню о себе со вчерашнего дня. Знаю только, что я не отсюда: в моей памяти остался совсем другой мир, а это место – Скаханн – это мир из моей книги! То есть, я живу на Земле, не здесь и пишу книгу, а вчера как-то оказываюсь в Скаханне без малейшего представления о том, кто я! Я не помню даже своего тела, оно мне кажется совсем чужим… Если честно, я не знаю, что хочу от вас услышать, но, может, вы как-нибудь сможете вернуть мне память, чтобы можно было понять, как все это произошло?
Леннай за весь мой короткий рассказ не выказал ни удивления, ни раздражения, ни понимания. Он просто сидел и слушал, как будто ему каждый день рассказывают что-то подобное странные босоногие девушки.
– Другой мир, значит. Другое тело… – задумчиво произнес он, потерев подбородок. – Все это звучит, как нелепая выдумка, но я лечил многих сумасшедших… и ты не похожа ни на одного из них. Что касается твоей истории, то поверить в это сложно – ты ведь понимаешь наш язык, так почему же ты думаешь, что твое сознание из другого мира?
– Действительно, откуда ты можешь знать язык? – рыцарь саркастически посмотрел на меня.
– Я не знаю, откуда я его знаю. Мне кажется, что я говорю на своем прежнем языке, – объясняю, разводя руками в стороны.
– Ладно, это можно объяснить памятью твоего тела, – решил Люка.
– Завтрак, любимый! – тут в