Книга Подлеморье. Книга 1 - Михаил Ильич Жигжитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Катя-Катерина,
Княжеская дочь.
Прогуляла Катя
Всю темную ночь.
Пришла ее мати,
Стала Катю звать:
«Едут, едут сваты,
Хотят тебя взять».
А Егор Краснобаев в ожидании подхода ямщиков купца Новомейского все еще пьет с рыбаками.
Старики после долгой вынужденной «засухи» так наклюкались, что лежат без памяти.
Тот, который немножко помоложе годами, крепко обнял ноги товарища и, поглаживая мягкие козьи голенища унтов, нежно целует их.
Воркуя с сердечной ласкоткой в грубом, простуженном голосе, пьяно бормочет:
— Наконец-то, Фекла, добрался до тебя… Будь оно неладно это Подлеморье…
Глава третья
Весело перемигиваются звезды над гольцами, над тайгой, над широкой долиной Баргузина. Радостно на душе у Магдауля — скоро он женится на Верке. Ее черные, чуть раскосые, монгольского росчерка глаза, улыбчивое лицо, темные волосы — все в его сердце. И от этого ему весело, ему тепло, ему хочется петь.
Король дал ему своего Савраску. Весело хлыняет конь.
И Магдауль затянул песню:
Когда на закате любуюсь гольцами,
Словно золотом они украшаются.
Когда воспоминаю о любимой своей,
Словно солнцем душа наполняется.
Эге-э-гэ-лэ! Эгэ-гэ-гэ-лей!
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Магдауль по пальцам пересчитывает, что везет старому отцу: три бутылки «огненной воды», два кирпича чаю, кусок далембы на рубаху и штаны… Сахару три фунта, муки целый куль… Сыну Ганьке ситцу на рубаху и конфет…
— Хорошо промышляли мы с Королем… Сколько дней пили, ели да еще домой тащим, — говорит он коню. — А что нам не пить? Купец Михаил Леонтич нам всегда даст в долг. Да куда он и денется от нас, бедный, бедный Михаил Леонтич, кто же ему принесет головных подлеморских собольков? Мы с Королем! Кто же больше-то? Хороший купец Михаил Леонтич, обещает мне свадьбу справить. Пусть я хоть весь промысел будущей зимы отдам ему. Слышишь, тала мой Савраска? Да я рад три года бесплатно промышлять за такое одолжение! Хороший человек Михаил Леонтич, борони его бог!
Спит стойбище беловодских эвенков. Их называют еще степными тунгусами: живут они вдали от леса и, кроме охоты, занимаются скотоводством, как и их соседи буряты.
Спит стойбище.
Только изредка по очереди гавкают собаки — разговор ведут с волками: «Не подходите, серые, мы не дремлем!»
Не спит и старый Воуль.
Три сына его на охоте. Слышал он от соседа, что его старший сын Магдауль вышел из Подлеморья и шибко гуляет в Баргузине, в большом доме купца Лозовского.
— Ужо скоро заявится мой Волчонок… «Огненной воды» мне привезет, «сладкого камня» Ганьке, — разговаривает сам с собой Воуль. При напоминании об «огненной воде» у Воуля текут слюни, и, громко чмокая, старик облизывает морщинистые черные губы.
А двое младших живут в работниках у богатого соседа Куруткана: зарабатывают калым, но дело идет у них туго: прижимистый богач скуп на оплату.
Соседи смеются: пока заработают себе харчишки и калым — невесты уже состарятся. Вот и сейчас сыновья со своим хозяином Курутканом промышляют дикого оленя.
Зима нынче сердитая, скотишко отощал… Мясо кончилось… Они с Ганькой уже три дня чайком держатся. Но ничего, терпеть голод они умеют.
Посредине чума скудно горит огонь. Старый Воуль встал на колени и молится богине Бугады[12]:
…К сынам моим будь благосклонна,
Хозяйка стад звериных,
За хребтами гуляющих.
Жирных согжоев[13] своих
Пригони к ним на выстрел.
Мать людей и зверей,
Славная богиня Бугады,
Накормить не забудь нас, голодных.
Но вот собаки подняли лай, и вскоре Воуль услышал у чума топот копыт и скрип саней. С трудом поднялся на ноги, прислушиваясь к неясным звукам.
— О-ма-ни-пад-ме-хум![14] Слава Будде-Амитабу![15] Вернулся мой подлеморец живой и здоровый!
В чум, улыбаясь, вошел Магдауль. В руках охотника весело поблескивала бутылка водки.
— Мэнде![16]
— Мэнд, мэнд, сынок!
Магдауль подал старику бутылку.
— Помолись, бабай, бурхану, богине Бугады, Миколе, Горному Хозяину и кормилице Ине. Угости их и сам выпей с ними «огненной воды» за наш промысел.
Старик радостно засуетился.
— С промыслом, добычливый мой!
Пока Магдауль заносил в чум привезенное добро и устраивал коня на ночь, старик уже успел угостить всех богов и духов и сам уже заплетающимся языком жаловался.
— Худо, сын, без бабьих рук чум держать, хоть бы женился.
— Скоро, бабай, женюсь. Уже подыскал и уговор имею.
— О-бой! — радостно воскликнул Воуль.
Магдауль не стал на ночь расстраивать отца, что женится на русской из Бирикана и придется им покидать Белые Воды.
— В чуме мы с Банькой, два мужика, бабьим делом управляемся… Значит, скоро отбедуем? А калым-то большой запросили?
— Не печалься, бабай, все сделано.
Старый Воуль опустился на колени перед Буддой-Амитабой, сидевшим в небольшом застекленном шкафчике.
Когда-то, в его молодости, русский поп загнал тунгусов в реку Ину и окрестил. Но Воуль не стал молиться русским богам; он поклонялся Будде-Амитабу и сейчас.
Покровитель ты наш,
Не серчай, не отвергни.
На путь праведный наставь
Тунгусишек своих горемычных.
А Магдауль подполз к спящему Баньке, припал щекой к голове мальчика. Долго лежал и нюхал он сына — сердце переполнялось радостью.
— Сын мой — добычливый зайчатник! — шептал он.
Уже несколько дней живет дома Магдауль. Ни на шаг не отстает от отца Банька. Шустрый и смекалистый, не по годам сильный и ловкий, он возит с отцом сено и дрова. Не может нарадоваться Магдауль на Баньку. А в сердце крепко засела Вера. Какая-то неведомая сила властно тянет Магдауля в Бирикан, в маленький домик, где пахнет Верой, ржаным хлебом, испеченным с анисом, щами и чистым желтым полом, посыпанным золотистым песком. Гложет Магдауля тревожная дума: «Вдруг да Ганька откажется ехать с ним к Вере»…
Вот однажды он и закинул удочку:
— Сынок, хочу я переехать в русскую деревню… Ты со мной покочуешь или здесь останешься?
Ганька от удивления широко раскрыл глаза, долго не мог ничего сказать, а потом тревожно спросил:
— Насовсем, что ли?.. Там жить?..
— Там будем жить.
— Разве можно Белые Воды бросать? Бабай не поедет. А без меня он тут пропадет.
При последних словах сына Магдауль рассмеялся
