Книга Собеседник. Выпуск 6 - Юрий Михайлович Лепский

ГАИ.

На одном из спусков по дороге к Ялте вылетели ребята неожиданно к скале, носящей имя Гарина-Михайловского. И показалось им на мгновение, что ближе стал Новосибирск, что сибирской тайгой запахло вдруг в крымском лесу — знакомое имя сразу связало раздольные обские просторы и кручи Крымских гор в одно единое и неразрывное целое, что зовется Родиной. Стало радостно ребятам от того, что не только сибирякам оставил о себе память этот талантливый писатель и инженер-путеец, которому обязан своим рождением их родной город, но и жителям этих мест. У этой скалы задумались школьники — едва ли не первый раз в жизни — о том, какой след о себе оставит будущим поколениям каждый из них…

А потом был Артек. Для «Дельфинов» организовали экскурсию по Лазурной и Кипарисной дружинам. Вожатая, которой поручили провести экскурсию, увидев школьников, только что совершивших очередной нелегкий велопереход, сочла своим долгом в первую очередь предупредить:

— Придется пройти пешком семь километров… — и с сомнением в голосе спросила: — Сможете?

— Сможем, — в один голос заверили ее контиковцы.

Первая группа в Крыму

…И снова вьется под колесами дорога. Чтобы не тратить время на поиски воды при переходе, весь ее дневной запас контиковцы набирают с утра. У каждого на поясе — полная фляжка, у двоих на багажниках — большие канистры: эта вода пойдет на приготовление обеда. А солнце печет, пот льется в три ручья, и во фляжке, кажется, так много воды, что если отхлебнуть глоток-другой, ее меньше не станет. Но стоит сделать это раз, другой, как остановиться уже невозможно — это знает каждый. А в канистрах так аппетитно и громко — слышно почти всей колонне — хлюпает вода: свежая, холодная… И от этого постоянного хлюпанья пить хочется, кажется, еще больше. Но где же, путешественник, твоя сила воли? Терпи: если в первые же часы выпьешь свою фляжку, больше воды не получишь до самой остановки на ночлег. Там ее будет сколько угодно, но ведь впереди еще целый жаркий день!

Очень трудно заставить себя не думать о жажде. Вначале это казалось немыслимым. Уже к обеду у многих ребят совсем не весело для них на поясе позвякивали совершенно пустые фляжки. Но с каждым днем все дольше и дольше умудрялись растягивать путешественники их содержимое.

Даже горы — и те теперь не казались такими неприступными.

Больше того, чтобы не петлять по бесконечным серпантинам, увидев очередной зигзаг, «Дельфины» останавливались и, чтобы сэкономить время и силы, лезли кратчайшим путем прямо по горам, безо всякой дороги.

— Мы создали новый вид спорта — велоальпинизм! — всякий раз подбадривали себя никогда не унывающие «Дельфины», выбираясь наконец на дорогу и считая, сколько прибавилось у них новых ссадин, синяков и царапин.

«Скоро обед!»

А потом горы стали ниже, положе, превратились в холмы… И вот уже на горизонте показалась Керчь — финиш их велосипедного этапа.

Давно уже работники столовой пионерского лагеря, где обедали приехавшие «Дельфины», не видели таких чистых тарелок — уставшие ребята и сами удивлялись внезапно проснувшемуся в них зверскому аппетиту. А ночевать расположились в общежитии одного из ГПТУ — впервые за много дней спали на настоящих кроватях, матрасах, подушках, простынях. Подумать только, какими комфортабельными и удобными могут показаться после палаточной жизни такие простые и привычные каждому вещи! Но как ни хорошо было спать на чистых белых простынях, укрывших мягкие матрасы, утром «Дельфины» единодушно пришли к общему мнению: а воздух в поле и в горах все-таки чище!

Но все это было потом. А прежде всего в Керчи ребят ожидала одна очень грустная и неприятная новость: их «Кон-Тики» больше нет.

Таких штормов на Азовском море, как в это лето, старожилы вспомнить не могли. Азов словно решил доказать, что, несмотря на свои небольшие размеры, морем именуется не напрасно. Грозы следовали одна за другой, то и дело налетали ураганные ветры, вздымающие огромные волны…

Экипаж «Шторм», сменивший в Новоазовске «Нептунов», должен был идти до Приморско-Ахтарска. Начиная плавание, никто из ребят и предположить не мог, какие испытания предстоит преодолеть им и их плоту в этом не таком уж и дальнем пути. Но сюрпризы не заставили себя ждать. Едва вышли в открытое море, началась такая качка, что на палубе было трудно устоять. Обед приготовить в условиях столь сильной качки не удалось, пришлось довольствоваться сухим пайком — плиткой шоколада на четверых. Однако самая большая неприятность состояла в том, что вода начала заливать палатку. Это означало, что на всем плоту больше не осталось ни одного сухого места. «Володя начал играть на гитаре и петь песни», — лаконично записал в дневнике по этому поводу летописец экипажа.

Играть на гитаре и петь песни… Ни в одном морском учебнике в числе способов борьбы со штормом такой, вроде бы, не значится. Но Володя Коваленко, руководивший этим переходом, применял его весьма эффективно. Окруженный мокрыми нахохлившимися мальчишками и девчонками, сбившимися в палатке, по которой волнами перекатывалась вода, он пел под аккомпанемент громовых раскатов, завываний ветра и шума обрушивающихся на плот водяных валов и час, и два, и шесть часов подряд. Пока плот представлял собой единое целое, утонуть или перевернуться он не мог. Володя был в этом уверен. Пытаться же продолжать плавание по курсу в условиях шторма было делом бессмысленным. Оставалось только ждать, пока погода успокоится. И Коваленко принял, пожалуй, самое верное решение — надо заставить ребят петь, чтобы отвлечь их от всяких ненужных мыслей, чтобы даже в самых тяжелых условиях экипаж чувствовал, что он не боится разбушевавшейся стихии.

«Здесь вам не равнины, здесь климат иной,

Грохочут лавины одна за одной», —

перекрывая грохот волн и завыванья ветра, кричали ребята изо всех сил, и небо начинало казаться уже не таким мрачным, ветер — не таким сильным, волны — не такими большими и отступал страх, и чувствовали школьники, что они все вместе, что они — коллектив, а это сила — немалая…

Поэтому, когда шторм прекратился, ни один не пожаловался на трудности, не запросился на берег. Плот лег на нужный курс и продолжил свой путь к Ейску.

А когда, выйдя из Ейска, плот отправился дальше, на него обрушился новый шторм и вслед за ним еще один — третий… Это были настоящие штормы — по сравнению с ними тот, первый, казался теперь легким волнением. Потом ребята узнали, что их сила достигала десяти баллов — такие штормы были отмечены здесь едва ли не впервые за все время метеорологических наблюдений.

Небо