Книга «Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - Марина Евгеньевна Козлова

2 августа 1945 года завершилась Берлинская (Потсдамская) конференция. Бывшие союзники начали втягиваться в борьбу за влияние на Германию, а «немцы стали более требовательны. Каждый акт беззакония и каждое нехорошее, бесправное явление», по мнению Главноначальствующего СВАГ, больно отражались на взаимоотношениях126. Уже на следующий день после конференции, 3 августа 1945 года, Жуков издал приказ № 063 о наведении строгого оккупационного порядка. Этот документ во многом повторял положения директивы от 30 июня 1945 года. Маршал был недоволен достигнутым за прошедший месяц.

На этот раз, как следует из документов, изданных во исполнение приказа № 063, Жуков распорядился применять к командирам, чьи подчиненные творили безобразия, более строгие меры – вплоть до привлечения к судебной ответственности, а также запретил уход из расположения частей без увольнительных записок или командировочных предписаний. Нарушители отправлялись под арест на трое суток. Это время они должны были провести с пользой для воинской дисциплины – в занятиях строевой подготовкой по десять часов день. Наказание, может быть, и не самое суровое, но обидное. Маршал потребовал совсем прекратить расквартирование в частных домах, а жителям категорически запретил принимать на ночлег военных постояльцев без письменного разрешения коменданта. Чтобы информация о чрезвычайных происшествиях быстрее доходила до оккупационных властей, немцам был открыт свободный доступ к дежурным комендатур. Но самым радикальным средством улучшения ситуации в СЗО должна была стать широкомасштабная (с участием тысяч офицеров, сержантов и красноармейцев воинских частей, военных комендатур, органов НКВД и Смерш, немецкой полиции) многодневная (с 10 по 15 августа 1945 года) проческа территории Германии от преступных элементов, многочисленных самовольщиков, дезертиров, мародеров, незаконно находящихся в зоне репатриантов, а также от праздношатающихся военнослужащих127. Это была главная новелла приказа № 063.

Решения Жукова вызвали в войсках противоречивую реакцию. «Этот приказ весьма приемлем и необходим в данных условиях, – писал в своем дневнике Владимир Гельфанд, офицер, склонный к рефлексии и самоанализу, – и все же некоторые моменты в нем мне не по душе. У нас есть много хулиганов, провокаторов, различных инцидентов, ссор, драк, врагов и негодяев. С ними нужно бороться жестоко и применять по отношению к ним самые решительные меры. В наших рядах не должно быть места людям, позорящим Красную Армию на глазах Европы, вызывающих укор и негодование пославшего нас в Германию как своих представителей передового, культурного, русского народа. Таких выродков надо выкорчевывать из нашей среды, бить неустанно, повседневно. Но при чем здесь чистый армеец, прослуживший в действующей армии и так много отдавший борьбе за народное дело – свою молодость, здоровье, знание, и все, что только может взять война». После этого офицер погрузился в романтические размышления о новой жизни и новых (заграничных) впечатлениях, натолкнувшихся на грубую прозу жизни: «Нам запретили разговаривать с немцами, запретили ночевать у них, покупать. Теперь нам запрещают последнее – появляться в немецком городе, ходить по его улицам, смотреть на его развалины. Не только бойцам, офицерам. Но ведь это невозможно! Мы люди, мы не можем сидеть за решеткой, тем более что на этом не кончается наша служба в армии, а казарменное положение и жизнь в казармах успела нам до чертиков надоесть… Временно решил в Берлин не ездить. До окончания срока прочески. Но за своими фотокарточками и фотопортретами должен непременно днями заскочить в город, ибо все пропадет»128.

В разгар первой широкомасштабной прочески территории СЗО, из-за которой Гельфанду пришлось отложить поездку за фотографиями, открылся сбор руководящего состава СВАГ (14–18 августа 1945 года). Предполагалось оценить первые шаги оккупационного режима и синхронизировать оккупационные практики. В ходе сбора обнаружились расхождения в отношении к немцам не только между верхами и низами иерархии СВАГ, образно говоря между маршалом и лейтенантами, это было понятно и раньше, но и в среде высшего оккупационного руководства. Судя по всему, некоторые участники сбора позволили себе какие-то резкие высказывания в адрес немцев, впоследствии исключенные из стенограммы. Во всяком случае, выступивший утром 15 августа заместитель Политсоветника СВАГ В. С. Семенов утверждал: «В выступлениях начальников управлений можно было слышать, что не надо кормить немцев сахаром, что по отношению к Германии, к немцам все разрешается. Эти люди продолжают руководствоваться чувством мести… Не трудно понять, куда может привести такая политика. Она приведет к невыгодной стороне. Она отбросит Германию в объятия третьих держав… Поэтому нужно серьезно и решительно бороться с произволом и насилием, привлекать виновных к ответственности»129. Семенов, профессиональный дипломат, оказался единственным, поднявшим проблему на принципиальную политическую высоту. Остальные участники совещания приняли его выступление «к сведению» и перешли к практическим вопросам.

Так продолжалось вплоть до появления 16 августа на совещании маршала Жукова. Главноначальствующий отметил, что в своем выступлении он остановится только «на некоторых политических задачах, которые нужно подчеркнуть». Главным вопросом были, конечно, репарации. «Нам нужно быстрее вывезти все, – подчеркнул маршал, – что нужно вывезти в счет покрытия издержек войны, чтобы залечить раны, нанесенные нашей стране»130. Но затем маршал перешел к вопросу об отношениях с немцами. Из неполных девятнадцати страниц собственноручно правленой Жуковым стенограммы этой теме было отведено больше трех. Маршал говорил со своими соратниками на политическом языке. «Мы, оккупационные войска, отвечаем перед историей… Мы можем… заложить основы враждебности, основы презрения к нашему народу… и, наоборот, можем своей умной практикой закладывать основы… глубокого почтения и глубокого уважения… Этот важный вопрос я подчеркиваю потому, что до сих пор здесь со стороны некоторых элементов (слова, выделенные курсивом, вписаны Жуковым в стенограмму. – Авт.) оккупационных войск и репатриантов иногда очень много допускают беззаконий, грабежей, насилия, самоуправств и нарушение всяких законностей». Жуков специально подчеркнул: «Вы сами понимаете, что во время войны это не так бросалось в глаза… А вот сейчас, когда война кончилась, когда о войне народ начинает забывать, тогда недопустимо придти к немцам и запустить руку в карман. А это, к сожалению, до сих пор у нас («у нас» Жуков собственноручно зачеркнул и заменил на «кое-где». – Авт.) продолжается». Правда, уточнил маршал, совершают подобное отдельные уголовные элементы, которые «в силу своего прошлого или в силу того, что разложились, организовали различные группы дезертиров и проч.». Жуков потребовал от начальников СВА, «от всех военных и от нашего Штаба» «это прекратить». «Если нужно пойти на самые крайности, – подчеркнул маршал, – если нужно кого-то расстрелять, то мы пойдем и на это, мы не остановимся перед расстрелами уголовных элементов, которые нам портят в наших основных вопросах. Мы не остановимся перед их уничтожением. Всякая мягкотелость, она нам может повредить»131.