Книга Крепость Бреслау - Марек Краевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так иди, кретин, к твоему Господу Богу и скажи ему, что в квартире Рюдигера и Гертруды фон Могмиц на Викторияштрассе нашел изнасилованную русскими девушку, — Мок слова эти цедил очень медленно. — И что эта девушка умерла у меня через час на руках. Потом ее сюда вез через весь город. Давай поэтому задницу и передай коменданту вот эти слова: или мне даст позволение на идентификацию останков, то есть на беседу с графиней фон Могмиц, или я оставлю вам труп в пруду в центре казарменного плаца.
Шмолл поднялся и вышел без слова. Он пошел в направлении двери с вывеской «Комендатура лагеря».
Мок вздохнул. Он знал, что не выполнил бы своей угрозы. Захватывая людей в тиски шантажа, никогда раньше не блефовал. Но все менялось и портилось.
Даже его знаменитые тиски шантажа — любимый метод обращения с людьми в течение тридцати лет работы в полиции — в лагере Бреслау — Бергштассе не получались.
Через полчаса никто Мока не попросил из комнаты свиданий, а следовательно, было весьма вероятно, что Шмолл испугался угрозы, хотя она была нереальна, и решил все дело доложить шефу. Было очень возможно, что он боялся выставить высокого офицера «крипо», была не была — старшего по званию офицеру.
Мок ходил по комнате, и в конце так его раздражал плакат, на котором смерть с косой, сидящая на неприятельском самолете, сверху разила бомбой освещенный дом, что вышел из барака.
Фурман, который его сюда привез, соскучился ожиданием, притянул повозку к воротам, выпряг коня и позволил ему есть корм из мешка.
Мок прекрасно видел зеленый плюш штор, обволакивающий тело девушки. Шли минуты, догорали очередные папиросы, кучер дремал на козлах, разбуженные весенним солнцем мухи слетались к телу девушки, а «катюша» пометила небо своими хвостами. В отдалении, примерно над Президиумом Полиции у городского рва, расцвел огромный хвост черного дыма.
Интересно, во что они попали, подумал Мок, и ему пришла своеобразная идея: почему до сих пор никто не организовал ставок — что будет сначала уничтожено, а что позже, которая женщина будет сначала изнасилована, а которая позже, падет ли Бреслау в марте или в апреле?
Вдруг к Моку подошел мужчина в сером костюме, тот самый, которого капитан заметил во время беседы с Шмоллом. Около сорока, гладко выбритый, галстук плохо подобранный, отметил Мок, костюм из хорошей шерсти, не охранник, не заключенный, тогда кто?
— Профессор философии Рудольф Брендел, — тихо сказал мужчина, как будто читал мысли Мока.
— Войдите обратно в барак, попросите оттуда охранника, приоткройте окно на двор и встаньте рядом. Я друг графини Гертруды фон Могмиц.
— Наконец, — прошептал себе Мок, — наконец кто-то, кто, быть может, опознает умершую, прежде чем слетятся к ней все мухи из Бреслау.
Он сделал так, как велел ему странный собеседник, и через некоторое время охранник, одаренный Моком папиросой, курил ее спокойно в деревянной уборной за бараком, а сам Мок стоял в комнате свиданий у едва приоткрытого окна и внимательно слушал то, что говорил ему профессор философии Рудольф Брендел, который влез между клумбами, окружавшими барак.
— Я слышал от Шмолла, что вы хотите увидеться с графиней. Это невозможно. Можете вы видеться только со мной.
— Я не хочу говорить с вами, только с графиней. Почему я должен говорить с вами? Она Моисей, а вы Аарон? — Мок чувствовал себя странно, направляя вопросы к стене.
— Я ее друг, — из-за окна донесся быстрый ответ. — И единственный человек, который является связующим звеном между ней и внешним миром. А вы кто такой, капитан, и что вам нужно от графини?
Мок, прежде чем ответить, задумался глубоко. Продолжалось это некоторое время. У него не было ни малейшего сомнения в том, что разговаривает с сумасшедшим. Зачем ему этот разговор?
Что так важно, чтобы тратить драгоценную папиросу в пользу охранника из комнаты свиданий — красногубого простака (судя по произношению — из Рурской области), который теперь держит последний из запаса асторов между большим и указательным пальцами, дует в унитаз, как паровоз?
Идентификация, подумал он, я хочу ее опознать или передать в безымянную могилу.
Я больше не хочу видеть ее разорванный рот, запекшуюся кровь на лоне и сухожилий, выступающих из отрезанного сустава. Я разговариваю с этим сумасшедшим, потому что это единственный человек, который вообще хочет говорить со мной по этому вопросу.
— Идентификация трупа, — сказал Мок. — Вот, что меня сюда привело.
— При чем тут графиня?
— Труп я нашел в ее квартире на Викторияштрассе, — значительно упростил Мок.
— Мужчина? Женщина? В каком возрасте? — из-за окна доносились быстрые вопросы.
— Молодая женщина, примерно двадцати лет.
Наступила тишина.
Никакой реакции Брендла.
Мок выставил голову в окошко. Никто не стоял уже среди кустов и клумб. Мок вздрогнул. Кто-то коснулся его плеча. Профессор Брендел был в комнате свиданий и смотрел на него остекленевшими глазами. Его лицо покрывал болезненный румянец.
— Можете мне ее показать? — спросил Брендел.
Кучер Отто Тараба лежал на своем возу, рядом с трупом, и курил самый дешевый табак, насыщаясь теплом весеннего полудня. Так же, как его старая кобыла, полностью нейтрализовал все, что тревожило последних жителей крепости Бреслау — в русских видел только тех, которые дадут ему больше заработать, производя большее количество убитых, своих соотечественников, а погибающих на окраине города пересчитывал только на водку и табак — потому что только такую компенсацию считал самой надежной в сложное настоящее время.
Нынешний курс был уникальным, потому что Тараба принял его, получив обычный гонорар — в денежных единицах. Для полного счастья ему не хватало еще двадцати фляжек самогона, и поэтому он становился менее привередливым в вопросах оплаты.
Когда количество достигнет сорока бутылок, поставит на своем старом возе и будет пить несколько дней, прерывая это благое дело подбрасыванием корма старой кобыле. Тогда ему уже будет все равно. Много лет назад определил, что праздник тогда, когда в его конюшне соберет сорок фляжек водки, что было не совсем легко, учитывая текущее потребление.
Увидев, что его пассажир подходит к проволоке с каким-то чудаком в сером костюме, кучер Тараба поднялся с недоверием с воза и, покусывая в зубах травинку, смотрел на военного с обожженным ртом, который делал какие-то резкие движения.
Они были около двадцати метрах от воза.
— Что? — крикнул Тараба.
— Раскрой и покажи ее лицо тому господину, — крикнул старый офицер.
Тараба потрогал голову трупа и снял с нее занавеску.