Книга Призраки осени - Юрий Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обещаете не дергаться? – гость облизал свои чудовищные зубы. Лайт несколько раз кивнул. В нем проснулась какая-то собачья преданность. Попроси мужчина залаять или сбегать за парой пива, он немедля выполнил бы.
– Дверь, – бросил мужчина, и Лайт оказался свободен. Каблуки процокали за спину, и оттуда послышался звук закрываемых замков и бряцание дверной цепочки.
– Мы решили не дожидаться утра, – покупатель вынул платок из нагрудного кармана и преувеличенно тщательно вытирал подбородок и губы. – Вы должны подписать бумаги на сделку прямо сейчас.
Лайт дернулся и ощутил затылком, что леди вернулась и в любой момент готова размазать его по первой, подходящей для этого поверхности.
– Торга не будет. Условия нам известны. Мы согласны. Деньги будут завтра же переведены на ваш счет. С достойными комиссионными, разумеется, – покупатель склонил голову, и Лайт припомнил, что сравнивал его с упырем, кровожадной тварью в обличье человека.
– Мнэээээээ, – заблеял Лайт, и дама положила ладонь ему на плечо.
Покупатель хмурился. Филлсон понял, что невольно пытается поймать его взгляд, но страшный человек намеренно уводит тот в сторону, смотрит куда-то мимо щеки Лайта, заставляет думать не о деле, а о том, что покупатель видит за его спиной.
– Вам незачем думать.
– Признаться…
– У вас там свой интерес? – закончила за него дама. Ее шепот обжег ухо Лайта, по шее побежали мурашки.
– Да.
– Вы родственник одного из хозяев особняка? – агент видел, как напряглись оба покупателя, сжался и соврал наобум:
– Да.
Обоих гостей будто подменили: мужчина спрыгнул со стола и стал непритворно ласков, дама отодвинулась от него, отошла в угол и уселась в кресло. Покупатель помог Лайту подняться с пола и даже отряхнул халат от мелкого мусора.
– В любом случае, – предупредил он, – решать нам!
– Безусловно! – нацепил профессиональную маску Лайт. – Покупатель всегда прав.
Дама потеряла к нему всяческий интерес, сидела и разглядывала на просвет свои роскошные ногти. Лайт заметил их только что. Точеные, с черной инкрустацией, ногти напоминали фамильное оружие.
– Вам много удалось узнать?
«Только ее имя, – прошипел внутренний Лайт. – Но тебе, говнюк, я его не скажу».
Чужак читал с лица, как с бумаги:
– Не доверяете?
– Что вы?! – съязвил Лайт. – Как можно?! Ворвались ко мне посреди ночи, поставили на колени, съели мой суп.
– Курица.
– А?
– Я ел тушеную курицу.
– Тем более! – Лайт задыхался от обиды. Страх медленно вползал ему под шкуру. Он вовсе не понимал правил игры, в которую впутался. Пока его вела удача. Одно неверное слово, и дамочка вобьет ему каблук в горло.
– Остыньте, – приказал гость, и Лайт немедленно подчинился. На него в упор смотрели два врага. Они пришли, чтобы забрать дом. Случайность, что Лайт еще дышит. Монетка, вставшая на ребро.
– Утром, как только откроется агентство, я оформлю все документы, – отчеканил Лайт, мысль бешено работала, но выдавала исключительно холостые обороты. – Затем мы посетим дом, и я отдам вам ключи.
– Зачем еще раз дом? – насторожились покупатели.
– Такое правило, – вдохновенно врал Лайт. – Ключи передаются в присутствии полиции.
– Глупости, – оскалился мужчина, демонстрируя запредельную улыбку.
– Закон, – пожал плечами Лайт. Он сам верил всему, что говорил. Иначе не продать!
– Соврешь нам, – Лайт не заметил, как женщина опять оказалась за его спиной. Она прикусила его загривок и легонько потянула на себя. По шее потекли тонкие струйки, Лайт чувствовал, как натягивается и лопается кожа, и больше всего на свете боялся, что сейчас один из крючков застрянет!
Потом Лайт упал.
Шаги проворчали мимо. Замки прозвенели колокольчиками. Хлопнула дверь, и хозяин остался один. Дом напоминал девушку, взятую силой. Сбитый ковер, рассыпанные чипсы, мелкие капли крови. Лайт прижал руку к шее, сел и набрал в грудь воздуха, чтобы протяжно, выгоняя тошноту и страх, застонать…
Дверь стукнула еще раз.
В поле зрения стремительно ворвались брюки покупателя.
– Совсем забыл, – он ткнул небольшим свертком прямо в лицо Лайту. – Ты догадаешься, что с этим делать.
Лайт проводил его взглядом, но не стал вставать. Подарок был размером с крупный грейпфрут. Лайт разодрал плотную бумагу, завозился с внутренней, пористой упаковкой, пальцы нащупали что-то, мерзостно знакомое, но мозг отказывался верить. Наконец, сдалась и вторая обертка. Лайт взвесил на руке человеческий череп и швырнул его через всю комнату об стену.
Череп треснул и укатился под стол. Но даже отсюда Лайт видел, что, вместо нижней челюсти, из него торчат окаменевшие щупальца, точно погибший был не человеком, а медузой, неведомо как получившей человеческую голову.
Крик наконец-то прорвался сквозь страх и отупение, и Филлсон не смог остановиться. От вопля трещали зубы. Лайт подобрал отвертку и набросился на череп. Каждый удар откалывал куски окаменевшей кости. У черепа почти не было зубов, но Лайт убеждал себя: «Эта гадость смеется надо мной! Посмотри, как она скалится!»
«Если в подвале живет зло, не забудьте его покормить!» – будь у Сэма Доплера родовой герб, он сделал бы эти слова своим девизом.
Жена детектива сошла с ума много лет назад. В ее снах все время убивали детей. Сэм Доплер выбрал жену по строжайшему расчету. Любовью здесь даже не пахло.
Дело об исчезновении ребенка – таким не шутят. Полиция бросает все силы, включая волонтеров и дружинников, чтобы отыскать пропавшее дитя. Скверно, если вместо грязного рыдающего мальца находят тело в лесу или канаве.
Барбара Каннингем родилась в психушке. Дочь санитара и душевнобольной. С первого года жизни на ней поставили жирный крест – обостренная шизофрения. Нерушимый диагноз. Мама не вынесла урока судьбы и повесилась в туалете.
Сюда привозили безнадежных.
Больница принимала детей со всей страны и была на отличном счету. Те, кто со временем находил тропинку к разуму, не жаловались на плохое содержание или побои. Здесь добротно кормили и гладили по голове.
Мало, кто умел рассказывать свои галлюцинации так увлекательно, как Барби. Девочку обожали. Медсестры тайком приносили для нее заварные пирожные и подслушивали в ночную смену, как она убаюкивает нежным, срывающимся от вдохновения голосом всю палату.
В тринадцать Барбару пришлось изолировать. Она выломала стальной прут из спинки кровати, проткнула им доктора Литтла, пересчитала ребра двум санитарам и все время кричала, раздирая глотку одним только именем: «Сара!»