Книга Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в. - Дмитрий Боровков

Здесь в уста Бориса вкладывается отвержение предшествующей политической практики братоубийственных междоусобиц языческой эпохи («преже святаго крещения»). В связи c этим позволим себе сослаться на комментарий Р. Пиккио, который отметил: «„Высший смысл“ святой истории о Борисе и Глебе, сыновьях киевского князя Владимира, убитых их братом Святополком, может быть сведен к простой формуле: лучше отдать жизнь за Господа, чем бороться за нечестивое существование на этой земле. Но, твердо придерживаясь этого морального закона, братья утверждают также и политический принцип (здесь и далее курсив наш. – Д. Б.). Их мученичество становится вкладом в христианизацию политического уклада Киева. Когда их брат Святополк после смерти Владимира прибегает к насилию, чтобы избавиться от Бориса и Глеба как основных своих соперников, он все еще следует дохристианским правилам, по которым традиционно велась борьба в Киевских землях. Борис и Глеб как апостолы новой концепции политической жизни впервые изменяют „правила игры“. Они предпочитают смерть борьбе со своим братом, потому что являются знаменосцами нового закона, основанного на христианской вере». В развитие подобных представлений следует обратить внимание на то, что и в «Чтении об убиении Бориса и Глеба», и в «Анонимном сказании» гибель Святополка уподобляется гибели Юлиана Отступника («Ульяния законопреступнаго», «цесаря Иулияна»), римского императора, пытавшегося возродить поклонение языческим богам. Этим Святополк как бы был отнесен к числу язычников, символически представлен последним языческим правителем Руси, хотя на своих монетах он подчеркивал свою приверженность христианству (изображался с христианскими атрибутами).

В повести «Об убиении», в том виде, как она сейчас читается в ПВЛ, негативное отношение к Святополку маркируется с помощью уподобления его действий действиям Каина (ср.: «Святополкъ же исполнивъся безаконья, Каиновъ смыслъ приимъ»; «Святополкъ же оканьныи помысли въ соберекъ: „се убихъ Бориса, како бы убити Глеба“, приимъ помыслъ Каиновъ.» и т. д.), однако эти аллюзии могли быть позднейшим добавлением. Вся полнота замысла Святополка раскрывается за пределами повести «Об убиении» после сообщения об убийстве в Карпатах Святослава Древлянского («.и нача помышляти: яко избью всю братью свою и прииму власть Русьскую единъ»). По всей видимости, появление этой мотивировки связано с появлением в летописном тексте «Рассуждения о князьях», составитель которого, осуждая «высокоумные» помыслы Святополка, не ведавшего, что «Богъ даеть власть ему же хощеть», утверждал: «Аще бо кая земля управится пред Богомъ, поставляеть ей цесаря или князя праведна, любяща судъ и правду, и властеля устраяет, и судью, правящаго судъ. Аще бо князи правьдиви бывають в земли, то многа отдаются согрешенья [земли], аще ли зли и лукави бывають, то болше зло наводить Богъ на землю, понеже то глава есть земли», подкрепляя свое суждение ссылками на книги пророка Исайи («Согрешиша от главы и до ногу, еже есть от цесаря и до простыхъ людий») и Екклесиаста («Люте бо граду тому, в немъже кънязь юн»). Но в ПВЛ это абстрактный комментарий книжника, тогда как в паримийных чтениях, где присутствует аналогичный фрагмент, уточняется: «Отъять бо отъ насъ Богъ Володимира, а Святополка наведе грехъ ради нашихъ, акоже древле наведе на Иерусалимъ Антиоха».

Если вслед за Р. Пиккио рассматривать вкрапления библейских цитат как своеобразные «тематические ключи», отсылающие читателя к библейским контекстам, вырисовывается крайне интересная картина: составитель «Рассуждения о князьях» как бы проводит параллель между Святополком и вавилонским царем Навуходоносором II, о котором в Книге пророка Даниила говорится, что «когда сердце его надломилось и дух его ожесточился до дерзости, он (Навуходоносор. – Д. Б.) был свержен с царского престола своего и лишен славы своей, и отлучен был от сынов человеческих, и сердце его уподобилось звериному, и жил он с дикими ослами; кормили его травою, как вола, и тело его орошаемо было небесною росою, доколе он познал, что над царством человеческим владычествует Всевышний Бог и поставляет над ним, кого хочет» (Дан., 5: 20, 21). (Здесь и далее курсив наш. – Д. Б.) Таким образом, Святополк, словно Навуходоносор, был представлен безумцем, противопоставившим себя божественному промыслу. Отсылка к книге пророка Исайи позволяла автору «Рассуждения…» представить Святополка не только сумасшедшим, но и едва ли не прокаженным человеком, у которого «вся голова в язвах, и все сердце исчахло» и «от подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и не смягченные елеем» (Ис., 1, 6: 5–6). Заключительный парафраз из книги Екклесиаста был призван продемонстрировать мысль о том, что «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок и когда князья твои едят рано! Благо тебе, земля, когда царь у тебя из благородного рода и князья твои едят вовремя, для подкрепления, а не для пресыщения!» (Еккл., X: 16–17). Этот «тематический ключ» используется для осуждения неопытного и алчного правителя, хотя он открывает гораздо больше возможностей для интерпретации, если учесть, что в библейском тексте, условно говоря, «неправедный» правитель противопоставляется правителю «благородного рода», что может вызвать ассоциации с легендой о «греховном» происхождении Святополка, изложенной в летописной статье 980 г., где говорится, что Святополк родился «от двою отцю» – от Ярополка и от Владимира.

О том, что такой мотив действий Святополка, как стремление к единовластию, является поздним измышлением, свидетельствует ярко негативная его окраска, хотя единовластие, имевшее место при Ярополке и Владимире, ни Иларионом, ни другими авторами еще не осуждалось. Данное обстоятельство трактовалось в исторической литературе различным образом. Согласно В.О. Ключевскому, «единовластие до половины XI в. было политическою случайностью, а не политическим порядком». Это мнение было оспорено Л.В. Черепниным после того, как И.У. Будовниц и В.Т. Пашуто высказали предположение о том, что негативное отношение летописцев к единовластию было обусловлено его противоречием вассальному праву. По А.П. Толочко, политическая мысль Руси XI–XIII вв. осуждала попытки установления единовластного правления в том случае, если оно достигалось личными усилиями князей, а не естественным ходом событий. Учитывая то обстоятельство, что на протяжении XI в. оценка «единовластия» эволюционировала от нейтральной в летописных статьях 862, 977, 980 и 1036 гг. до резко отрицательной в статье 1015 г., можно предложить и иное объяснение этого явления, а именно то, что к тому моменту, когда в летописной традиции появилось «Рассуждение о князьях», единовластие сознательно представлялось как некая политическая утопия, реализация которой в условиях развившейся практики коллективного совладения становилась возможной только через неприемлемый для христианского правителя путь братоубийства. Оценка этого явления также претерпела изменения, сходные с изменениями в отношении к единовластию: если Иларион и первые летописцы никак не комментировали феномен братоубийства, то впоследствии он стал восприниматься резко отрицательно.

Хотя одним из ключевых мотивов Илариона является идея преемственности княжеской власти: Владимир представлен в тексте «Слова» как законный преемник своего отца Святослава и деда Игоря, а Ярослав, названный крестильным именем Георгия, в свою очередь представлен продолжателем дел Владимира, Иларион умалчивает об обстоятельствах, в результате которых Владимир сделался «единодержцем земли своеи», таким образом, принеся их в жертву панегирическому содержанию своего произведения. Несколько иначе поступил Иаков, автор «Памяти и похвалы князю русскому Владимиру», который не стал замалчивать факты, но, отмечая наследственный характер его власти («Богъ поможе ему, и седе въ Киеве на месте отца своего Святослава и деда своего Игоря»), возложил ответственность за убийство Ярополка на «Володимеровых мужей». Наличие в тексте Иакова «отчинной» формулы наследования власти («седе на месте отца своего и деда своего») может служить признаком того, что его труд был составлен в конце XI столетия, что делает его почти синхронным тому этапу развития летописания, на котором появилось «Рассуждение о князьях», осуждавшее «высокоумные» помыслы преемника Владимира Святополка по установлению единовластия на Руси. Таким образом, мы получаем возможность наметить основые вехи эволюции в отношении к единовластию и сделать еще несколько шагов в этом направлении, обратившись к памятникам Борисоглебского цикла.