Книга Светочи Конфедерации. Книга вторая - Лёка Лактысева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит, — согласилась, сияя улыбкой, девушка.
Она ушла в душевую, но дверь закрывать не стала и нисколько не удивилась, заметив через пару минут, что на пороге стоит ее любимый мужчина и смотрит на нее глазами, в глубине которых все ярче разгораются синие искры страсти.
Еще через несколько минут они поменялись местами: под прохладные струи воды встал Валлиан, а Лайона, завернувшись в полотенце, прислонилась к дверному косяку и стала наблюдать за мужем. Он быстро смыл дорожную пыль с волос и тела, затем вывернул кран в одну сторону, пустив холодную воду, и встал под ледяной душ.
— Зачем?! — вскрикнула удивленная Лайона.
— Чтобы не наброситься на тебя прямо здесь, жена, — хриплым голосом признался мужчина, который и не пытался скрыть от любимой явных признаков пробудившегося желания.
Немного остудив свой пыл, он вышел из-под душа, обернул полотенце вокруг бедер и спросил:
— Ну, и где в твоем скромном жилище есть ложе, достаточно длинное, чтобы на нем мог уместиться твой страшно высокий супруг?
— В мансарде, — Лайона взяла мужа за руку и повела вверх по лестнице.
Там, на втором этаже, куда Лайона не поленилась однажды заглянуть, действительно было установлено большое низкое ложе, с которого сейчас Лайона сняла покрывало, явив свету симпатичные цветные простыни из натуральной ткани, напоминающей хлопок.
Валлиан с удовольствием устроился на постели, подоткнув под голову подушку, потянул жену за руку, уложил на себя, обнял, прижал к груди и замер неподвижно, изредка глубоко вздыхая, втягивая в себя родные запахи любимого женского тела. Девушка тоже приникла к мужу, расслабилась, позволила себе полностью уйти в ощущения близости, тепла, нежности, раствориться в них…
Но через некоторое время выдержка все же изменила Валлиану, лежать неподвижно стало невмоготу, и он начал поглаживать жену, целовать ее шею, плечи, спускаясь все ниже и ниже. Она отвечала мужу не менее смелыми ласками, позволяя разгорающейся страсти увлечь себя в свои жаркие объятия.
Все было так, словно они и вспоминали прежние моменты, и знакомились заново. А финал этого знакомства был, как всегда фееричен: они оба унеслись куда-то вверх и вдаль, и там, в неведомой дали, Валлиан взорвался, превратившись в сияющее огненное облако, а Лайона купалась в этом огне, не опасаясь сгореть или обжечься.
А потом они лежали — обессилевшие, размякшие, удовлетворенные, счастливые — и говорили-говорили-говорили. О том, что случилось за неделю, о том, как проходят занятия Лайоны и чего ей удалось добиться. О том, что Валлиан общался по межгалактической связи и с Картаделем Саймоном, и с Картаделем Клиффордом, и с названным отцом Лайоны — Мастером Аркадианом. О том, что Саймон и Аркадиан были расстроены тем, что им не удалось пообщаться с Лайоной. О том, что на Левконии обстановка с каждым днем становится все более напряженной, но Клиффорд и его помощники работают, и им уже удалось сократить список подозреваемых почти вдвое — до ста пятидесяти человек.
Лайона расчесала просохшие темные волосы мужа, заплела ему строгую «мужскую» косу. Потом он расчесывал волосы жены. Потом пили кофе, который вновь настроил их на романтический лад, заставив припомнить сладкие мгновения первых поцелуев — и они вновь ушли наверх, чтобы подарить друг другу минуты нежности и взрывы страсти…
Тридцать шесть лет до Заговора на Левконии
Мир Эухарис
Доминик Триенариц, как и большинство людей, плохо помнил первые пять-шесть лет своей жизни. Но, сколько помнил — он всегда был в восторге от самого себя. От самого факта собственного существования. Он восхищался собой, своим телом, своим умом, как другие восхищались изящнейшими и совершеннейшими произведения искусства. Он не просто предчувствовал свою уникальность и неповторимость: он знал, что он, Доминик, человек особенный, удивительный, можно даже сказать, невероятный!
Вначале его смущало и удивляло, что никто, даже его собственные родители и братья, не замечают и не осознают, какой необыкновенный человек живет в их семье. Они искренне считали его таким же, как они сами. Глупцы!
Со временем он догадался, что все эти несчастные люди просто не в состоянии понять, насколько он отличается от них. Насколько он их лучше. Не видели этого и школьные учителя, и одноклассники. А он считал ниже своего достоинства пытаться им что-то доказать или объяснить.
Наверное, Доминик Триенариц прожил бы не один десяток лет, упиваясь любовью и поклонением самому себе и не стремясь выбраться за границы своей невидимой, но такой величественной и одновременно уютной Вселенной, где он был Всем — Божеством, Властителем и единственным обитателем. Но однажды…
Однажды Доминик обнаружил, что люди смертны. Один из его глупых и бестолковых старших братьев, ставший к тому времени космолетчиком-испытателем, погиб. Тело брата доставили в дом Доминика, чтобы родители и младшие братья могли попрощаться со своим героическим, безвременно почившим родственником.
Стоя у гроба, десятилетний Доминик неверяще смотрел на неподвижное тело, на мохнатые брови и короткие реснички брата, на его навеки застывшее лицо, и пытался понять: как такое возможно? Как Создатель Вселенной мог допустить, чтобы люди умирали? Как можно допустить, что и он, Доминик, однажды умрет? Что его — такого замечательного, такого удивительного и совершенно необходимого этому миру — вдруг не станет?!
Десятилетний мальчик, потерявший брата, одновременно потерял и покой. Он понял, что должен срочно найти способ сохранить себя, сделать так, чтобы смерть ни при каких обстоятельствах не смогла прервать его существование!
Сначала Доминик разузнал, что дольше всех живут Светочи: целых триста лет! Да, десятилетнему мальчишке казалось, что это почти бесконечно много. Но, прочитав в инфонете о том, что Картадели иногда погибают, а если нет — то все равно умирают от старости, понял: этот вариант ему не подходит.
Затем Доминик увлекся темой врожденного и приобретенного бессмертия, но вскоре обнаружил, что все описываемые в художественной литературе и показываемые в фантастических боевиках бессмертные герои на самом деле тоже смертны. Просто они не стареют и не умирают от естественных причин, но уничтожить их все же можно: например, отрубив голову. Это его тоже не устраивало. С идеей сказочного бессмертия пришлось временно проститься.
В двенадцатилетнем возрасте на одном из уроков по экологической безопасности Доминик узнал, что во времена заселения человечеством десяти миров Конфедерации некоторых животных клонировали. И тут Доминика осенило: так вот же он — ответ на его вопрос! Вот оно — решение проблемы бессмертия! Он пришел в восторг, представив, что Домиников Триенарицев может быть не один, а сотни, тысячи, десятки тысяч!
С того дня биология и генетика стали самыми любимыми науками подростка. Он занимался ими с фанатизмом сумасшедшего ученого. Мальчика вела за собой, звала и манила вперед заветная мечта: создать клон самого себя! Для начала — хотя бы один. Потом… О, потом он создаст себе несколько десятков клонов, и будет создавать их год за годом, и сможет менять тела, как другие меняют одежду.
